И потому она с легкостью выполнила свою миссию в отношении Гасконца, который очень быстро воспылал к ней страстью, отчего Екатерина Медичи с удовлетворением потирала руки. Королева Марго в своих «Мемуарах» пишет: «Со мной он почти не разговаривал. Он возвращался от нее очень поздно, а чтобы помешать ему меня видеть, она требовала его присутствия при вставании королевы, куда ей самой надлежало являться, а уж днем он и вовсе не отходил от нее».
Он, впрочем, нисколько не скрывал этой своей связи даже от жены, судя по тому, что Маргарита пишет чуть ниже: «Он рассказывал мне об этом увлечении столь же непринужденно, как если бы я была его сестрой, хорошо зная, что я совершенно не ревную, и помышляя лишь о собственном удовольствии…»
Короче говоря, все шло так, как того желали Генрих III и его мать: и Наваррца, и Алансона удерживала в Лувре одна и та же женщина, отчего оба постепенно начинали друг друга ненавидеть.
Значило ли это, что брат короля отказался от мысли о побеге? Во всяком случае, многим так казалось, и м-м де Сов, относившую это на свой счет, буквально распирало от гордости. На самом же деле герцог Алансонский вводил всех в заблуждение и втайне подготавливал побег. 15 сентября 1575 года, когда все было готово, он попрощался со своей сестрой, сменил плащ, высоко поднял воротник (что выглядело странно в разгар сентября), выскользнул никем не узнанный из Лувра и пешком дошел до ворот Сент-Оноре. Там его ждала карета, в которой он добрался до Монфор-Ламори. Ночью он был уже в Дре, собственном удельном городе, и с нескрываемым удовольствием принимал дворян своей партии.
Герцог Алансонский покинул Лувр около шести часов вечера, но хватились его только в девять. «Король и королева, моя мать, рассказывает Маргарита в своих „Мемуарах“, спросили меня, почему он не ужинал с ними и не заболел ли он. Я им ответила, что не видела его со времени обеда. Они послали человека в его комнату посмотреть, что он там делает. Им было сказано, что в комнате его нет. Тогда они попросили поискать его во всех комнатах, где жили дамы и где он имел обыкновение бывать. Искали в замке, искали по всему городу, но безрезультатно. Вот тогда все забеспокоились. Король страшно разгневался, стал грозить всякими карами, созвал всех принцев и сеньоров двора, приказал им оседлать коней и привезти герцога во дворец живым или мертвым».
Но отыскать герцога Алансонского не удалось, «из-за чего весь двор и весь Париж пришли в неописуемое волнение».
В атмосфере всеобщего возбуждения у м-м де Сов был особенно жалкий вид. В ее лице Летучий эскадрон впервые потерпел поражение.
* * *
Однако Екатерина Медичи ни одним словом не упрекнула молодую женщину, опасаясь ее расстроить и тем самым толкнуть на осуществление противоположных действий, а именно способствовать побегу Наваррца. Так что, пока оставалась возможность удерживать во дворце хотя бы этого пленника, следовало сделать для этого все возможное. И всеми имеющимися средствами…
Королева-мать пригласила к себе придворных дам старшего возраста и поручила им обучить м-м де Сов тем особым, изощренным ласкам, о которых заурядные люди не имеют ни малейшего представления. Молодая женщина оказалась очень прилежной ученицей.
Уже через несколько дней она смогла продемонстрировать свои новые знания Беарнцу, который пришел от этого в такой восторг, что м-м де Сов, заметно приободрившись, смогла сообщить королеве-матери очень обнадеживающие результаты.
Но недаром Наваррец слыл большим хитрецом. Не отказываясь от удовольствий, которыми его одаривала искусная любовница, он так же, как и его кузен, подготавливал побег. И вот 3 февраля 1576 года, усыпив бдительность Екатерины и Генриха III, он добился от них разрешения отправиться на охоту в лес, окружавший город Санлис.
В следующий раз парижанам суждено было его увидеть только через двадцать лет. |