Но недаром Наваррец слыл большим хитрецом. Не отказываясь от удовольствий, которыми его одаривала искусная любовница, он так же, как и его кузен, подготавливал побег. И вот 3 февраля 1576 года, усыпив бдительность Екатерины и Генриха III, он добился от них разрешения отправиться на охоту в лес, окружавший город Санлис.

В следующий раз парижанам суждено было его увидеть только через двадцать лет.

Вечером взбешенный Генрих III узнал, что, его кузен нашел в Санлисе и лошадей, и друзей, и оттуда, не переводя дух, помчался в Вандом, где и нашел временное убежище.

На этот раз м-м де Сов едва не умерла от стыда. В течение нескольких дней она безвылазно пребывала в своих апартаментах, опасаясь гнева Екатерины Медичи. Но флорентийка обошлась без упреков, ограничившись лишь тем, что отныне смотрела на неудачницу с нескрываемым презрением.

И чтобы утешить себя, м-м де Сов стала любовницей герцога де Гиза.

Перебравшись на противоположный берег Луары, Генрих Наваррскнй почувствовал себя в безопасности и с облегчением вздохнул:

— Хвала Господу, который спас меня! — воскликнул он.

И тут же поспешил отречься от католической веры, в которую перешел накануне Варфоломеевской ночи исключительно ради спасения своей жизни.

Теперь же, совершив акт повторного отречения, он произнес полушутливым-полусерьезным тоном, «что сожалеет лишь о двух вещах, оставленных в Париже:

о мессе и о своей жене. Что касается первой, то он постарается без этого обойтись, а вот без второй не может, да и не хочет обходиться».

То был первый раз, когда он выразил беспокойство по поводу Маргариты.

Он написал ей письмо, в котором извинялся за то, что покинул Лувр, не попрощавшись с ней, и поручил сеньору Дюрасу поехать за женой.

Генрих III, который со дня побега Наваррца все никак не мог успокоиться, отказался отпустить сестру, говоря, что она является самым лучшим украшением его двора и что он не в силах расстаться с ней.

Фактически же он превратил ее в пленницу. Несчастная не имела права выйти из своей комнаты, у дверей которой день и ночь находилась стража, а все ее письма прочитывались.

В чем причина такого обращения? Официально Маргарита обвинялась в, организации побега своего мужа. В действительности же Генрих III подозревал Марго в том,, что она участвовала вместе с Наваррцем в заговоре в пользу их брата Франциска, герцога Алансонского, в которого сестра, Генрих хорошо это знал, была влюблена, и это опять и опять вызывало в нем жгучую ревность.

Предпочитал ли король Марго своим милашкам? Никто не смог бы ответить на этот вопрос. Даже он сам. Но в душе он безусловно хранил волнующее воспоминание о тех минутах, когда он был ее любовником, и потому не мог вынести, чтобы кто-то другой обладал ею.

На протяжении многих недель и даже месяцев он держал взаперти двадцатипятилетнюю молодую • женщину, не давая ей встречаться с мужчинами и принуждая ее к мучительному целомудрию, которое очень скоро привело ее в состояние полной потерянности.

Стараясь отвлечься мыслями от того, чего ей больше всего не хватало, она попробовала заняться поэзией, древней литературой и музыкой; но ни Ронсар, ни Овидий, ни Клеман Жанекэн не смогли заставить ее забыть о том, чего требовала природа. К концу третьего месяца режима воздержания она превратилась в настоящую тигрицу, лишенную самца. Пронзительное желание, сжигавшее ее плоть, временами доводило ее до болей в пояснице, до невозможности сдержать какой-то нечеловеческий крик.

«Без сомнения, на том месте, где у нее рос пушок, писал один современник, можно было при желании сварить яйцо, настолько там было горячо и даже жарко».

Впрочем, эта необычная мысль никому не пришла в голову. Да и осуществление ее не принесло бы ни малейшего облегчения несчастной королеве, которая буквально каталась по полу, охваченная приступами истерии.