Матвей с сочувствием относился к соседям кыргызам, у которых жизнь тоже была не сладкой. Все имущество бедняков состояло из ветхой юрты, единственного коня, кое-каких вещей домашнего обихода, а в качестве сельскохозяйственного инвентаря использовался примитивный самодельный плуг-буурсун. Пахоту боронили связками из веток барбариса или облепихи, жали серпами-ороками, обмолачивали снопы палками, камнями или катками, зерно мололи вручную на каменных жерновах или толкли в деревянных ступках. При такой отсталости даже самые старательные землепользователи не могли обработать больше двух десятин земли, у многих же посевы измерялись не десятинами, а количеством высеянного зерна, умещавшегося в войлочной шляпе-калпаке.

Живя бок о бок с носителями более высокой земледельческой культуры, кочевники начали приобщаться к ней, осваивать новые формы землепользования, применять сельскохозяйственные орудия и агротехнические приемы.

Однако шел и другой процесс. Богатой родовой верхушке, владевшей большей частью плодородной пашни, выпасов, сенокосов и скота было выгодно держать в кабале неимущих, сдавать им в пользование на условиях отработки сельскохозяйственный инвентарь, тягловый, дойный скот и на выпас овец. Чтобы отбить охоту беднякам и батракам иметь собственную землю, пособники богачей со ссылкой на Коран поучали, что нельзя жить там, где разводят свиней. Поверившие этим поучениям уступали свои наделы баям и манапам, нанимались к ним работать испольщиками.

И все же у самых расторопных хозяев дела потихоньку шли на лад. На смену буурсунам приходили фабричные металлические плуги, появлялись бороны, косы, урожайные сорта зерновых культур, развивалось товарное овцеводство и сенокошение. Создавались сельскохозяйственные общества и небольшие пять-шесть дворов, артели землепользователей. Они уже не хотели жить в юртах и строили по примеру русских соседей саманные или глинобитные дома с печным отоплением и светлыми окнами, обустраивали подворья, выкапывали колодцы. Дома строили на основании единых архитектурных планов, и этим новые кыргызские и русские села выгодно отличались от восточных поселений того времени с их узкими, кривыми улочками, глухими фасадами за высокими глиняными дувалами.

Тяжкая это доля, обустраиваться на новом месте. Шубарины трудились не покладая рук, а нужда не убывала. В первый год случались дни, когда в доме и хлебной корки не оставалось. Хорошо хоть выручали овощи со своего огорода да рыба, которую Матвей ловил в озере. Но до него далековато, каждый день не наездишься, а времени часто и на сон не хватало. У родителей из-за работы до Ванюшки руки не доходили - рос как трава на лугу. А он хоть и не наедался досыта, жизнью был вполне доволен. Дружки-сверстники никогда не давали скучать и кругом был такой простор - иди куда хочешь. И везде находилось что-то новое и интересное. С одной стороны за селом тянулись далекие зеленые увалы, за которыми громоздились до неба огромные таинственные горы с красивыми белыми шапками, с другой - раскинулось озеро, которого, правда, из самого села не было видно, синел лишь ближний залив. А над лугами и полями радостно щебетали птицы, в цветах копошились пчелы и безвредные шмели, которых ребятишки называли музыкантиками и безбоязненно ловили руками.

Ваня несмотря на то, что был еще мал, уже чувствовал удивительную красоту здешних мест. Манили к себе горы, а пуще - озеро, своими купальными бережками, рыбалкой, свежим ветерком поутру и ввечеру. В прибрежных зарослях облепихи и лоха Ваню поначалу сильно пугали шумные фазаньи вспорхи. Но после двух-трех встреч с этими красивыми птицами страх сменился любопытством и восторгом. Подкрадываясь к местам их кормежки, мальчик представлял себя охотником, выслеживающим дичь, и сердце его начинало биться сильнее. Кто знает, может быть именно тогда и зародилась у него любовь к природе и страсть к охоте, и эти чувства он пронесет с собой до конца жизни.