Нет дизелей – прощай, Восток!

Все эти мысли мелькали в голове Семенова, когда он осматривал следы катастрофы. Две тоненькие, еле заметные трещины, а превратили оба дизеля в груду никому не нужного металлического лома. На первом треснула головка блока цилиндров, на втором – корпус.

Оба в утиль!

Не слили воду из системы охлаждения? Кто консервировал дизели в прошлом году? Лихачев был механиком!.. Нет, быть такого не может, чтобы Степан Лихачев не слил воду. Наверняка дело в другом: просто образовалась воздушная пробка, и часть воды не вышла из системы… Да еще конденсат… вот и получилось скопление влаги… Да, наверное, так, только так. А зимой, когда морозы перевалили за восемьдесят, эта беспризорная, обманом оставшаяся вода и разорвала стальные тела дизелей.

Все. Нет дизелей – прощай, Восток!

Семенов крепко сжал челюсти, чтобы не застонать. «Ты мне станцию оживи, чтобы задышала и запела…)– напутствовал Свешников. Оживил! Веруню обидел, Андрея, ребят сорвал, потащил на край света – для чего? Два самолета, двадцать человек летчиков и механиков „Обь“ доставила за пятнадцать тысяч километров – зачем?

Доложить о том, что из‑за двух никчемных трещин наука еще на год останется без Востока!

– Садись, братва, закуривай, – услышал Семенов голос Филатова. – Отзимовали.

В этих словах были насмешка и вызов. Что ж, справедливое, хотя и жестокое обвинение. Банкрот остается банкротом, вне зависимости от причин, которые привели его к разорению. Победителя не судят, проигравшего презирают

– таков суровый закон жизни. О том, что дизели разморожены, он, Семенов, знать не мог. Но в том, что станция Восток не оживет, виновен будет он и больше никто. И по большому счету это правильно.

Семенов обернулся. Люди молчали, лишь Гаранин взглядом споим говорил, умолял: «Думай, Сергей, думай. Я, к сожалению, в этих игрушках не понимаю, думай за нас обоих!»

– Что предлагаешь, Женя? – спросил Семенов.

– Не знаю, Сергей Николаич.

– Ты, Филатов?

– Вызывать обратно самолет и лететь в Мирный за новыми дизелями! – выпалил Филатов.

Семенов снова склонился к дизелям. Вспомнил забавную присказку Георгия Степаныча: «Не тушуйтесь, ребятки, у меня есть сорок тысяч американских способов выхода из любого положения!» И находил! Но перед этими жалкими трещинками и сам Степаныч спасовал бы. Ничем их не заклеишь, но замажешь, даже сваркабудь у них сварочный аппарат – здесь бесполезна.

Подошел Гаранин.

– Влипли, Андрюха…– тихо проговорил Семенов.

– Не впервой мы в таких переделках, Сережа.

– В такой – впервой…

– А шурф? – улыбнулся Гаранин – Ищи лопату, Сережа, ищи лопату!

– Нет ее здесь, Андрей, и не может быть.

– Найдешь! Ищи и найдешь!

– Спасибо.

И память возвратила его в первую зимовку…

После двухнедельного аврала люди так вымотались, что Семенов разрешил отдыхать днем не один час, а два. До конца зимовки оставалось еще около трех месяцев, и Семенов по опыту знал, что в этот период к людям нужно относиться особенно бережно, так как физическая и нервная усталость достигла уже такого предела, за которым от малейшей искры возможен взрыв, как в шахте, когда накапливается рудничный газ.