Фрэнк не случайно появился в ее жизни, он послан ей провидением, и, следовательно, противостоять ему все равно что бороться с ветром. А теперь они зашли так далеко, что уже ничего ни исправить, ни изменить нельзя. После первой ночи любви она стала принадлежать ему безраздельно. И так будет всегда.

Прав он или не прав, хорош он или плох — отныне и до гробовой доски он ее мужчина.

На следующее утро, гораздо позже, чем намечали, они вышли в море. Фрэнк стоял у штурвала и с растущей тревогой изредка поглядывал на Сьюзен. На первый взгляд, казалось, все было в порядке. Одетая в джинсы, рубашку и свой красный свитер, она сидела неподалеку, натянув рукавицы, которые дал ей Фрэнк, и ждала команды поднять главный парус.

Ничего особенного вроде не происходит, но слишком уж безмятежна была Сьюзен все утро с той минуты, как встала с постели, проспав на несколько часов дольше Фрэнка. Из-за этого ее странного, чуть ли не демонстративного спокойствия Фрэнк не находил себе места. Глаза Сьюзен опять погасли, стали пустыми. Со стороны она производила впечатление человека, который окончательно смирился с тем, что продал душу дьяволу.

Разумеется, у нее есть все основания так считать, хорошо хоть она пока не подозревает о том обмане, что уготовил ей Фрэнк. Долгих три дня Сьюзен принадлежала ему вся, до последней клеточки, отдаваясь любовным утехам так самозабвенно, с такой страстью и нежностью, что сердце Фрэнка при воспоминании об этом замирало от счастья. Но тогда они волей случая оказались в полной изоляции от внешнего мира, чему были несказанно рады, и перевернись мир за эти три дня, они бы, кажется, этого не заметили.

А теперь, на пути к Оркасу, она, возможно, более взыскательно и трезво оценила свои поступки и во всем раскаивается. И, по-прежнему считая Фрэнка человеком из банды Трейдера, с ужасом оглядывается назад, жестоко осуждая не только любовника, но и себя. Черт побери, она сейчас точь-в-точь как канатоходец, отчаянно балансирующий над пропастью. Еще немного — и она может сорваться в бездну.

Фрэнк надолго задумался, отыскивая способ, как поскорее облегчить муки Сьюзен. От того, что он скажет, зависит их будущее. Но что путного может выйти, если начать объяснение в рубке подпрыгивающего на волнах парусника?

Он все еще считал, что самое разумное — отложить разговор до возвращения в коттедж на острове Оркас. Там он приложит все усилия, чтобы убедить Сьюзен, что обман, к которому прибегли он и его коллеги, был необходим, что только так они получали шанс оградить ее от опасности.

Фрэнк верил и в целительные свойства парусного спорта: может, Сьюзен немного развеется, если доверить ей управление яхтой. Его самого солнце, ветер и волны столько раз вытаскивали из депрессии, что он уже не мыслил жизни без яхты. Дай Бог, чтобы им повезло и глаза Сьюзен вновь ожили, заблестели озорными огоньками. А вечером Фрэнк поведает ей правду. Быть может, пусть и не сразу, Сьюзен простит его, а там, глядишь, сможет забыть старые обиды и начнет жизнь с чистого листа. И он, Фрэнк, будет с ней рядом.

— Ты готова поднять главный парус? — крикнул Фрэнк, стараясь, чтобы голос звучал беззаботно, весело.

— Как только услышу команду, — откликнулась она, оборачиваясь. Глаза их встретились, и Фрэнк прочитал в их темной глубине затаившуюся печаль. Сьюзен одарила его робкой, милой улыбкой.

Фрэнка вновь пронзила мысль о том, что он рискует потерять, и ему не хватило смелости ответить ей тем же. Он, кажется, кожей чувствовал, как нуждается она в поддержке, ободрении, и мысленно поклялся: чего бы это ему ни стоило, он поможет обрести ей уверенность в своих силах, она всегда сможет положиться на него.

— Я готов, — сообщил Фрэнк, усмехнувшись. Яхта вышла уже из бухты. Он повернул штурвал, ловя ветер.