Забавная оса-трипоксилон, будто умышленно, устраивает свои гнезда в самых неожиданных местах. Как-то из села Тула, расположенного недалеко от города Новосибирска, мне прислали целую пригоршню гнезд осы-трипоксилон, которая ухитрилась их пристроить в улье. Как трудолюбивые сборщицы нектара терпели свою квартирантку, непонятно! Вреда она им никакого не приносила. Может быть, поэтому пчелы были к ней благосклонны?

Рано утром над озером Балхаш алеет восток, сон проходит, и рука по привычке тянется к радиоприемнику. Он в этом глухом районе Казахстана — наша единственная связь с миром, с ним веселее, он скрашивает одиночество, мы постоянно в курсе всех событий страны, чувствуем пульс ее жизни. Но сегодня наш друг молчит, что-то случилось в его сложном и хрупком чреве, не слышно привычного гула динамика. Надо смотреть, искать причину неисправности, хотя радиотехника является для меня неведомой областью.

Вот снята задняя крышка, и тогда я вижу, как из сложнейшего переплетения проводов выползает толстая уховертка и, размахивая клешнями, мчится искать убежище. Она очень недовольна, всю ночь бодрствовала, нашла на день пристанище, сладко заснула, а теперь ей нужно убираться. Она не одна. За ней выскакивает вторая, третья, здесь целое скопище уховерток. Я вытряхиваю их из приемника, продуваю его со всех сторон, подбрасываю в воздух и даже кричу в него страшным голосом. Кажется, всех выгнал, одну, раздавленную, вытащил. А что теперь будет?

Сердце радостно екнуло: из приемника раздался легкий гул, и послышался спокойный и знакомый голос диктора. Как раз успели к передаче последних известий и сводке погоды. Теперь будем беречь от уховерток радиоприемник, прятать его на ночь под полог, тем более что эти многочисленные и внешне неприветливые насекомые имеют обыкновение бродить большой компанией в поисках дневного убежища, забираться куда попало.

Едва заметная дорога среди барханов Кызылкумов неожиданно раздвоилась. Измученные жарой, горячим ветром и жаждой мы остановили нашу полуторку и предались раздумьям. Воды и горючего у нас мало, Сыр-Дарья осталась далеко позади. Стоит ли нам продолжать путь дальше? Не пора ли прекратить продвижение, как нам казалось, в глубину таинственной пустыни по-старинному и давно заброшенному Чимбайскому тракту? Саксаул, вредных насекомых на котором я тогда изучал, всюду казался однообразным и не предвещал новых находок.

В это время из-за бархана раздались какие-то странные гортанные звуки: то ли песня, то ли разговор. Потом послышался окрик, и показался всадник на верблюде.

Это был степенный старик, одетый в толстый ватный халат, столь необычный в жару, с нашей точки зрения, но, наверное, предохранявший своего хозяина от знойных лучей солнца и сухого воздуха пустыни. Лицо старика было приветливое, от всей его фигуры веяло добротой и прямодушием, не вязавшимся со злобным выражением морды верблюда, опасливо косившегося на нас и на нашу перегретую полуторку, от мотора которой пыхал жар.

Старик не торопился отвечать на наш вопрос, по какой дороге ехать, он степенно поглаживал седую бороду, внимательно оглядел нас, нашу машину, спросил, кто мы такие, по какому делу едем. Потом он сказал: «Направо пойдешь, воды не найдешь. Налево пойдешь, совсем пропадешь!». Это короткое и выразительное заключение произвело на нас такое сильное впечатление, что шофер Вася, никого не спрашивая, принялся разворачивать машину. Ему удалось развернуть машину среди сыпучих барханов, но вдруг мотор заглох и перестал заводиться.

Начались поиски неисправности. Искра была отличной, конденсатор был исправный, крышка трамблера поставлена новая, заменена была и бобина, не внушавшая доверия, но машина продолжала упрямиться. На всякий случай прочистили карбюратор, проверили поступление горючего. Солнце же нещадно жгло наши спины, пот струился по телу, и не было нигде крохотного кусочка тени, где можно было бы спастись от безжалостного бога пустыни.