Он исчез за первым же поворотом, а на дороге возник мужчина в теплом плаще и твидовой шляпе, взбиравшийся наверх навстречу Трой. Мужчина поднял голову, и Трой увидела покрасневшее лицо, седые усы и голубые глаза.
Трой уже было решила повернуть назад, но почувствовала, что будет неловко вот так грубо показать спину незнакомцу. Она помедлила. Мужчина поравнялся с ней, приподнял шляпу, бросил вежливое «добрый вечер» и вдруг остановился.
— Тяжеловато взбираться наверх, — произнес он. У него был приятный голос.
— Да, — ответила Трой. — Пожалуй, я уже выдохлась. Я иду из Холбердса.
— Крутой подъем вам пришлось одолеть, но с моей стороны дорога вздымается еще круче. Прошу прощения, но вы, должно быть, знаменитая гостья Хилари Билл-Тасмана, не так ли? Моя фамилия Марчбэнкс.
— Ах да, я слыхала…
— Почти каждый вечер я совершаю прогулку до этого места во благо моих ног и легких. К тому же, знаете ли, выбраться на часок из долины всегда полезно.
— Могу себе представить.
— Да, — сказал майор Марчбэнкс, — довольно мрачное зрелище, не так ли? Но я не должен держать вас на таком жутком ветру. Скоро увидимся, надеюсь. У рождественской елки.
— Буду рада, — откликнулась Трой.
— Наверное, уклад жизни в Холбердсе показался вам странноватым?
— Необычным, так скажем.
— Согласен. О, — добавил майор Марчбэнкс, словно отвечая на непрозвучавший вопрос, — я полностью «за», понимаете ли. Полностью «за».
Он приподнял намокшую шляпу, взмахнул тростью и зашагал прочь. Где-то внизу ударил тюремный колокол.
Трой вернулась в Холбердс.
Вместе с Хилари они выпили чаю, уютно устроившись перед камином с полыхающими сосновыми поленьями. Небольшая комната была когда-то, по словам хозяина, будуаром его пять-раз-прабабушки. Над камином висел портрет прежней владелицы: злокозненного вида старая дама безусловно походила на самого Хилари. Комната была обита бледно-зеленым шелком, на окне висели занавески с вышитыми розочками. Очаровательная ширма, французский письменный стол с украшениями из позолоченной бронзы, изящные стулья и россыпь фарфоровых амурчиков дополняли общую картину.
— Догадываюсь, — сказал Хилари, пережевывая горячую булочку с маслом, — обстановка кажется вам чересчур женственной для холостяка. Она ждет хозяйку.
— Правда?
— Правда. Ее зовут Крессида Тоттенхэм, и она тоже приезжает завтра. Мы собираемся объявить о нашей помолвке.
— Какая она? — без обиняков спросила Трой. Художница уже знала, что Хилари не любит излишних церемоний.
— Гм, дайте подумать. Если попробовать на вкус, то она окажется соленой с легкой примесью лимона.
— На ум сразу приходит копченая камбала.
— Могу лишь сказать: на камбалу она не похожа.
— А на кого она похожа?
— На женщину, которую, надеюсь, вам очень захочется нарисовать.
— Ох, — вздохнула Трой. — Понятно, куда ветер дует.
— Да, и дует он сильно и упорно. Погодите, вот увидите ее и тогда скажете, согласны ли вы написать еще один фамильный портрет Билл-Тасманов, причем гораздо более приятный глазу. Вы заметили пустое место на северной стене столовой?
— Заметила.
— Я его берегу для портрета Крессиды Тоттенхэм работы Агаты Трой.
— Ясно.
— Она и правда очаровательное создание, — вздохнул Хилари, с видимым усилием стараясь быть объективным. — Вот увидите. |