Именно в эти дни фельдмаршал Ойяма приходит к выводу, что начало войны было бы в интересах Японии. В полуофициальном «Суждении о ситуации», представленном трону, Ойяма впервые говорит, что чем быстрее состоится нападение на Россию, тем лучше для Японии.
Вышедшая на Дальний Восток вспомогательная русская эскадра шла через Суэц и Красное море, и англичане ее не сдержали. Через несколько дней она будет в Порт — Артуре, и тогда русский флот здесь по тоннажу обойдет весь японский. Ойяма обратился к императору 1 февраля 1904 г. с просьбой ускорить время наступления военных действий против России. 3 февраля Ойяме сообщили японские разведчики, что русская эскадра, базирующаяся на Порт — Артур, вышла в море, будучи готовой к бою; ее местонахождение неизвестно. Перед Ойямой лежало донесение посла Курино, который полагал, что Россия не желает войны на Дальнем Востоке, «но, кажется оценивает всю ситуацию с той всеобщей точки зрения, что ее отступление по поводу Маньчжурии выглядело бы огромным унижением».
Трудно сказать, что двусторонние переговоры зашли в тупик, ситуация была несколько иная. Похоже было на то, что Россия практически потеряла интерес к событиям на другом конце земного шара. Группа людей близ трона интересовалась доходными предприятиями на Ялу, но и Петербург и вся большая Россия были заняты вовсе не тем, чем так увлечена была Япония, вовсе не Маньчжурией и не Кореей. Россия недооценила Японию, а Япония переоценила интерес России к Дальнему Востоку.
В Токио 3, 4 и 5 февраля 1904 г. состоялись три чрезвычайно важных совещания. На последнем присутствовал японский император. До этого, на рассвете 4 февраля император вызвал к себе во дворец своего старого фаворита Ито. Император был в спальных одеждах, знак доверия. Ему было важно знать, что к настоящему моменту Ито отошел от позиции несогласия со сторонниками войны. Днем пажи принесли исключительной важности документы последнего заседания кабинета министров, старейших политических деятелей (генре) и генерального штаба. Базируясь на всех этих мнениях, император японцев дал свое «высочайшее одобрение» принятым этими органами решений в пользу войны с Россией.
Но финальное слово еще не прозвучало. Последнее решение должно было быть принято в присутствии императора. Он сидел на троне, окруженный старейшими политическими деятелями. Непосредственно перед императором на некотором отдалении была выставлена большая карта. По правую руку императора расположились руководители армии, по левую — флота. Прямо перед императором — старшие министры. Согласно традиции, император задавал вопросы, а министры, генералы и адмиралы отвечали или давали более или менее пространные оценки. После окончания каждого доклада, сообщения или мнения император односложно говорил «хорошо».
Всмотримся на несколько секунд в это собрание. Оно не было похоже на сбор фанатиков, эйфорически настроенных безумцев, решивших рискнуть своей страной. Все были предельно серьезны, и со стороны это совещание могло показаться собранием пораженцев, ибо практически все выступающие исходили не из фактора будущих побед, а из обстоятельств возможных поражений. Никто не пытался преуменьшить силы России; напротив, эти силы подавались едва ли не в максимальном объеме. Уже тогда было решено, что в случае фатальных неудач, в случае решающих поражений армии и флота, японская сторона запросит Соединенные Штаты Америки выступить в качестве посредника в японских контактах с «победоносной Россией». Выпускник Гарварда (сокурсник президента США) барон Канеко Кинтаро был направлен заранее в Вашингтон с тем, чтобы постараться настроить американское общество в пользу островного тихоокеанского соседа, чтобы заранее добиться расположения самого Теодора Рузвельта в случае самого несчастливого поворота событий.
Встреча завершилась, и экс–премьер Ито в величайшей мрачности остался беседовать с бароном Канеко. |