Это не касается поэта. Не его дело — отыскать слушателей, не его дело — добиться власти, независимости и аплодисментов людей. Не его дело спрашивать, почему сообщение получил именно он, в то время как другие люди могли предаваться безделью, спрашивать, откуда пришло это сообщение и каков его смысл. Его дело — работать с тем внутренним огнем, каковой есть проклятие и благословение вдохновленных. Время принесет читателей — через десять лет одного или двух, через двадцать лет — десяток или дюжину, затем через десять лет сотню, потом тысячу, десять тысяч еще через десять лет, и когда-нибудь — миллионы; а Время все идет, и не останавливается оттого, что мы не представляем себе дальнейшего движения, и наступает день, когда всякий ребенок на земле, возможно, хранит в сердце своем искорку фантазии, истоки которой таятся в грезах забытого поэта, которые стали всемирным наследием.

Но мне могут сказать: «Ведь поэт мертв». Что до того поэту? Вовсе не ради какой-то награды, которая может перейти в руки живых, трудится поэт. Кто знает, кому будет ниспослано вдохновение? Кто знает — зачем? Быть может, поэт укажет путь королям в далеком-далеком будущем; а может, поэт избран среди всех живущих за некий грех, совершенный в неведомых странах давным-давно, так давно, что о нем помнят только звезды.

Люди думают, что им не нужны поэты, и поэтому путь, который они избрали, верен, и они имеют право делать деньги на фальшивом патриотизме, отравленном хлебе и поддельном вине, люди думают, что поэты заблуждаются. Но поэты никогда не заблуждались, никогда они не допускали ошибок за всю историю нашего мира, они только терпели неудачу (сколько раз — ведомо только им), пытаясь передать сообщение. Но их вдохновение явственно родилось во Дворце Правды, и то, что они называют прекрасным — действительно таково, доколе они пребудут верными своему вдохновению, а то, что они называют омерзительным — уже проклято на небесах. Они отражают то, что есть, как отражает водная гладь. Но может ли озеро отразить в своих водах три дерева, когда на берегу есть только два, может ли белая птица, плывущая по водам озера, в отражении стать черной, а кривая ветвь стать прямой?

Они не могут ошибаться, ибо они делают свое дело — свершают подвиг открытости, красоты и истины, и трудные дни ожидают те преуспевающие города, которые отвернутся от этих даров. Пусть же они делают свое дело; не их дело — искать читателей. Но когда поэт появляется в эпоху, которая не будет прислушиваться к его словам, дайте же ему стряхнуть с себя пыль, которая есть плоть, и идти далее; дайте же ему вернуться туда, откуда он пришел; ибо не только в судный день будет лучше Содому и Гоморре, чем в это время, но в свое время люди будут нести груз своего собственного проклятия — ибо что значит ненавидеть поэзию? Не иметь никаких мечтаний и грез, никаких священных воспоминаний о золотых днях, оставаться равнодушным к безмятежным вечерам в разгар лета и к рассветам над дикими землями, к пению и солнечному свету, к коротким рассказам, в незапамятные времена прозвучавшим у костра, к светлячкам и розам; ибо из всего этого и еще многого иного рождается поэзия. Ненавидеть поэзию значит быть исключенным навек из братства великих людей, которые давно ушли; видеть мужчин и женщин лишенными ореолов божественного огня, а мир — утратившим славу; утратить смысл, сокрытый в обычных вещах, подобно эльфам, прячущимся в цветах; стучаться дни и ночи напролет в ворота Волшебной страны, и узнать, что они закрыты, что страна опустела, что ее короли ушли неведомо куда.

Возможно, я нарисовал слишком мрачную картину. Определенно, поэзия не приносит дохода, и определенно, многие судят о ней по этому признаку и находят поэзию нелепой. И все же ни одна дурная традиция не просуществует слишком долго и не переживет насмешек потомства, я даже думаю, что уже появились признаки надвигающихся изменений.