— Думаешь, спокойно можешь прийти и занять мое место? Ты его займешь, но не здесь, — шепчет тварь, глядя в мои глаза настолько озлобленным взором, что ее веки напоминают мне врата в ад.

Надеюсь, я попаду в рай. Вот бы еще раз увидеть лицо мужа, Богдана и Роберта… Дима не успеет прийти.

— Я хочу, чтобы ты сгнила так же, как я гнила в этих чертовых больницах. Хочу, чтобы наш прекрасный муж видел, как от его красавицы ничего не осталось. Хочу оставить тебя живой, но дохлой. Такой же, как я, — сквозь сжатые зубы угрожает Ирма. Ее лицо расплывается перед моим взором, силы покидают меня с быстротечной скоростью. Остатков хватит лишь на малейший рывок.

— Кажется, ты говорила, что не умеешь плавать? — она наклоняет меня за край перил, и я цепляюсь в нее, что есть силы, прекрасно понимая, чем все это может закончиться.

И в тот момент, когда она толкает меня вниз, я забираю ее с собой.

Крик Катарины оглушает, бьет по едва работающим барабанным перепонкам. Всего две секунды полета, даже меньше. Считанные мгновения, через которые я погружаюсь в свой самый жуткий кошмар.

Удушье.

Абсолютное, плотное, неизбежное.

В легких — пустота, в голове — тоже. Я даже не чувствую вкуса хлорки, просто погружаюсь в кромешную тьму с привкусом собственной крови.

Только бы Ирма умерла. Только бы не встала и не причинила бы вреда моим детям.

Если с ними все будет хорошо, то мне умереть не страшно.

Дима будет для них лучшим отцом и никогда не оставит.

Это все, что меня волнует до тех пор, пока разум не выключается, а перед внутренним взором, будто бы прокрученная на большом экране, пролетает вся жизнь.

Дмитрий

Сдача элитного жилищного комплекса проходит муторно и напряженно. Дают о себе знать бессонная ночь и последствия вчерашней драки. Еще и Приемочная комиссия ожидаемо тупит, пытаясь найти повод снизить стоимость финальной сметы. Приходится по нескольку раз разжевывать все по пунктам. В итоге к трем часам дня голова трещит так, что приходится ненадолго прерваться.

Оставив отдуваться своего заместителя, я закрываюсь в свободном кабинете административного здания и первым делом звоню Элине. Хочу убедиться, что она не передумала и вернулась с сыновьями домой. Не то, чтобы я сомневаюсь в том, что Эля сдержит слово. Мне нужно просто услышать ее голос. Изо дня в день творится такой пи*дец, что лишний раз удостовериться не помешает. Набрав номер жены, я нетерпеливо жду ответа, нервно постукивая пальцами по столешнице. Слушаю бесконечные длинные гудки целую минуту. Брать трубку Эля не спешит. Может, укладывает детей или принимает душ, отвлеклась куда-то, оставила телефон в спальне, а сама вышла. Стараюсь не загоняться раньше времени, но дерьмовые мысли один хрен лезут в больную голову. Белов, сукин сын, вполне мог снова навешать Эле лапши на уши, притвориться жертвой и великим страдальцем, которого избил ее вероломный муж. Убью придурка, если мои подозрения подтвердятся.

Потеряв терпение, я сбрасываю вызов и набираю снова. Ответа нет и после третьей попытки. Выругавшись, звоню на домашний телефон. Идиот. С него и стоило начать. Аппараты установлены в каждой комнате. Кто-нибудь да возьмет трубку. Уверенность гаснет после десятого длинного гудка, внутреннее напряжение, наоборот, подскакивает до максимальных показателей. Номера Кэтти и Веры тоже молчат, что уже точно не может быть случайностью. Кэтти никогда не расстаётся со своим телефоном, а Вера отвечает на мои звонки даже глубокой ночью. От дурных предчувствий меня бросает в холодный озноб, и теперь я думаю только о том, чтобы с Элей и детьми ничего не случилось.