Он тыкался носом в ее груди, время от времени нежно бодая их.
Тускло горящий фонарь отбрасывал мерцающие отблески, и тени плясали по ее золотистой благоухающей коже.
Ему хотелось проглотить ее. Но он подавил в себе людоедский инстинкт и вместо этого снова взял в руки ее груди, соединив большие пальцы под ними, в ложбинке между ребрами.
Он наклонился вперед и легонько скользнул губами по ее животу. Затем его язык нащупал эрогенную зону на животе, чуть пониже диафрагмы. Большие пальцы продолжали гладить низ грудей, периодически поднимаясь вверх до сосков — воспламененных и жаждущих успокоения. Он уткнулся губами ей в пупок. Кончиком языка он описал круг по его краям. Затем проник глубже в эту нежную впадину.
Лидия погрузила пальцы ему в волосы и судорожно сжала голову. Она никогда не представляла себе, что могут существовать такие высоты наслаждения. Неужели то, что они делают, — это плохо? Или, может быть, другим все это прекрасно знакомо, а она познает это только сейчас?
Чувства Росса бушевали. Кровь бешено и неотвратимо стучала у него в паху. Он чувствовал движение ее рук у себя на голове, вдыхал аромат ее тела, ощущал вкус ее очарования. Он тонул в ней, но и этого было мало. Далеко не достаточно. Ему хотелось большего. Всего!
Он отпрянул и в тусклом свете увидел треугольник плоти в проеме сорочки там, где она держалась у нее на бедрах. Низ живота был скрыт полутенью, но все же он разглядел гнездо курчавых темно-коричневых с золотистым отливом волос, почти терявшееся в темноте.
Сердце его бешено колотилось, пуговицы на брюках едва выдерживали напор его неистовой мужественности. Он колебался, никак не решаясь. Потом он снова наклонился вперед и просунул губы в проем между краями ткани. Она не пошевелилась. Он легонько потер ее усами, очень легонько — сначала живот, потом все ниже, ниже и остановился у края желанного треугольника. Губы его раздвинулись, дыхание колыхало мягкие волосы.
Она отреагировала на это, неожиданно вздрогнув всем телом. Резко вздохнула и вдруг, как бы задыхаясь, шумно принялась ловить ртом воздух, а руки ее непроизвольно сомкнулись у него в волосах.
Ему вдруг стало стыдно, что он довел ее до такого возбуждения, и он тут же отпрянул. Неловко встал, задев головой парусину.
Она сделала легкий шаг и сбросила с себя сорочку, оставшись в одних башмаках и чулках.
Она все еще не отдавала себе отчет в том, насколько она соблазнительна, и ее наивность временно привела его в чувство.
— Сними башмаки, но оставь чулки, — попросил он.
— Зачем? — едва дыша, выговорила она. Он снял сапоги и брюки. Восставшая плоть, распирающая изнутри его белье, была более чем заметна.
— Мне нравится, как ты выглядишь в чулках.
Она сделала так, как он просил, прикусив нижнюю губу и проказливо улыбнувшись ему. Росс застонал и начал яростно расстегивать рубашку.
— Дай я сделаю это сама, а то кончится тем, что мне же придется пришивать все пуговицы.
Она отстранила его руки и стала расстегивать пуговицы. Рубашка полетела прочь. Сначала глаза, потом кончики пальцев нашли у него на груди отметину — шрам от раны. Она с любовью прикоснулась к нему и прошептала:
— Ты мог умереть. — Встав на цыпочки, она дотянулась до шрама. Ее губы шевелились, слегка поглаживая розоватую кожу. — Я так рада, что ты не умер.
Отбросив последние остатки стыдливости, она поцеловала его в шрам, ткнувшись языком в эту впадину неправильной формы. Из горла его вырвался сдавленный стон, и он обвил ее руками. Чувствуя себя увереннее, она принялась губами ласкать его грудь. Вьющиеся волосы щекотали ей губы и нос, но ей нравилось их прикосновение к лицу. Ее груди слегка касались его живота и шелковистой полоски темных волос, делящей живот надвое. Его сосок дернулся, когда ее пальцы легонько пробежали по нему, и она решила, что он заслуживает большего внимания, прикоснулась к нему языком и с вожделением лизнула. |