Поговаривали, вроде англичанин, но арабского рода. Знаменит он был своей лютой непримиримостью к инакомыслию. Ходила шутка, что он даже президента Соединенных Штатов подозревал в терроризме и пренебрежении правами человека. С другой стороны, ни для кого не было секретом, что Анупряк–оглы увлекался поэзией. Противоречивая, сложная натура, порождение межеумочной эпохи глобализации. Права над руссиянами у него были огромные. Совсем недавно по приказу Анупряка–оглы уездный город Чугуев спалили вместе с жителями по пустому подозрению, что там завелась какая–то православная ересь. Впоследствии выяснилось, что просто какая–то безумная старуха выбрела на площадь христарадничать.
Анупряк–оглы тоже заметил Истопника, выпрямился и насторожился. Пластиковая броня на нем издала характерный шорох настройки на самоотражение. Генерал подозвал одного из янычар и что–то прошептал ему на ухо, ткнув пальцем в сторону Истопника.
Янычар отдал честь и, тяжело ступая, приблизился к столу Истопника. Это был человек лет сорока, монгол и, по многим признакам, бывалый вояка.
— Добрый день, господа, — поздоровался он учтиво, прозвенев амуницией. — Привет вам от хозяина.
— Спасибо, — небрежно отозвался Истопник. — И чего надо от нас генералу?
— Убирайтесь отсюда подобру–поздорову. Вот чего надо.
— Ах, вот оно что… Нет, любезный. Мы хотим посмотреть представление и пожрать. Заплатили деньги. Имеем право. По Конституции.
— Тогда покажите документы.
Истопник кивнул Жорику Сверлу, который заведовал канцелярией, и тот вывалил перед янычаром целую груду удостоверений. Выбрал самое примечательное, кожаное, с золотым тиснением, с серпом и молотом, аббревиатурой СССР и чуть ниже КГБ, протянул янычару. Тот раскрывать не стал.
эо
— Можно взять с собой?
— Бери, — великодушно разрешил Истопник. — Дарю насовсем. У меня еще такое есть.
Янычар вернулся к столу Анупряка–оглы, передал ему ксиву, оба долго ее разглядывали, чуть ли не нюхали, и о чем–то переговаривались, поглядывая изредка на Истопника с соратниками.
— Если что, — сказал Истопник, — уйдем через крышу.
В этот момент в зале появился мэр. Его явление было со вкусом театрализовано, сопровождалось пением свирелей и жутчайшей голографической оргией на настенных экранах. Одновременно с помощью искусных подсветок в зале возник эффект реющего американского флага. Плюс ко всему вокруг важно шествовавшего Зиновия Германовича приплясывали гусляры и гудошники в цветастых рубахах. Все цыганского обличья. Эффектный выход, ничего не скажешь. Но не успели они обняться с Анупряком–оглы, как генерал раздраженно ткнул пальцем в сторону Истопника. Зашибалов поглядел в указанном направлении и словно в изнеможении опустился на стул. На колени к нему тут же кинулась одна из «матрешек», он ее злобно спихнул. Начал что–то объяснять генералу, отчаянно жестикулируя. Истопник ему не завидовал. Ситуация для мэра складывалась пикантная. Он должен рассказать о нем генералу таким образом, чтобы тот не взбеленился. Штука в том, что Зиновию невыгодно разоблачение ночного владыки Раздольска. Конечно, если бы можно было пристрелить Истопника прямо за столом, Зиновий Германович пошел бы на это не задумываясь, но Анупряк–оглы, как культурный либерал, обязательно сперва захочет провести хоть небольшое дознание, а этого мэр не мог допустить. У Истопника, у Димы- ча, имелась против него такая горячая лепешка, что… Пять лет назад он помогал Зиновию пробиться в мэры, официально участвовал в предвыборной кампании, накопал в ту пору много мусора про благороднейшего кандидата и, главное, имел на руках неопровержимые доказательства того, что Зиновий Германович ухнул несколько миллионов в фонд социальной защиты «Белая звезда», являющийся крышей коммунячьего лидера Прошуковича. |