Приложились. Полковник живописал курсантские каверзы — счастливые годки:
— …и проиграл ему шесть кирпичей — в мешке маршбросок тащить. И — р-рухнул через километр. А старшина приказывает ему… ха-ха-ха! возьмите его вещмешок! Мы все попадали. И он сам пер… ох-ха! девять километров! Стал их вынимать, а старшина… ха-ха!
Капитан соблюдал веселье по субординации. Его училище было скучноватей; серьезнее. Наряды, экзамены:
— …матчасть ему по четыре раза сдавали. И — без увольнений.
Полковник расправился с аэрофлотовским «обедом». Капитан ковырялся.
— …приводит на танцы: знакомьтесь, говорит, — моя невеста. А он так посмотрел: э, говорит, невеста, — а хотите быть моей женой! А она — в глаза: а что? да! И — все! Потом майор Тутов, душа, ему месяц все объяснял отдельно — ничего не соображал.
— А у нас один развелся прямо в день выпуска — ехать с ним отказалась, — привел капитан.
Долго вспоминали всякое… Оба летели на юбилейную встречу.
— Сколько лет? И у меня пятнадцать. Ты какое кончал?
— Первое имени Щорса.
— Ка-ак?! — не поверил полковник. — Да ведь я — Первое Щорса.
Оба сильно удивились.
— А рота?
— Седьмая.
— Ну и дела! И я седьмая! А взвод?
— Семьсот тридцать четвертый.
— Т-ты что! точно? Я — семьсот тридцать четвертый! Стой… — полковник просиял: — как же я тебя сразу не узнал! Шаскольский!
— Никак нет, товарищ полковник, я…
— Да кончай, однокашник: без званий и на ты… Луговкин!
— Да нет, я…
— Стой, не говори! Худолей?.. нет… Бочкарев!!
— Власов я, — извиняющись представился капитан.
— Власов! Власов… Надо же, сколько лет… даже не припомню, понимаешь… А-а! это у тебя в лагерях танкисты шинель пристроили?
— У меня? шинель?..
— Ну а меня, меня-то помнишь теперь? Узнал?
— Теперь узнал. М-мм… Германчук.
— Смотри лучше! Синицын! Синицын я, Андрей! Ну? На винтполигоне всегда макеты поправлял — по столярке возиться нравилось.
— Извините… Гм. Вообще этим полигонная команда занимается.
— Ну — за встречу! Ах, хорошо. А как Худолей на штурм полосе выступал? в ров — в воду плюх, мокрый по песку ползком, под щитом застрял — и смотрит вверх жалобно: умора! А на фасад его двое втащили, он постоялпостоял на бревне — и ме-едленно стал падать… ха-ха-ха! на руки поймали: цирк! А стал отличный офицер.
— Отличник был такой — Худолей, — усомнился капитан. — Не… А помните, Нестеров, из студентов, в личное время повести писал?
— Нестеров? Повести? Это который гимнаст, что ли? Он еще щит гранатой проломил, помнишь?
— Щи-ит? Может, у меня тогда освобождение от полевой было… А помните, как Вара перед соревнованиями команду гонял?
— Кто?! Вара?! Да он через коня ласточкой — носом в дорожку летал. А майора Турбинского с ПХР помнишь?
— Турбинского?.. Не было такого майора. Вот майор Ростовцев — он нам шаг на плацу в три такта ставил, это точно.
— Какой Ростовцев, строевую Гвоздев вел! А майор Соломатин — стрелковую. А Бондарьков — разведку.
— Только не Соломатин, а Соломин. И он подполковник был. А вел тактику. Седоватый такой. |