Много лет спустя, когда я осталась одинокой и в тюрьме предавалась воспоминаниям о раннем детстве, я поняла свою семью гораздо лучше, чем в то время, когда ее члены окружали меня. Это напоминало рассматривание картины с некоторого расстояния. Все приобретало ясные очертания, и то, о чем я в свое время едва догадывалась, теперь стало понятным.

Я видела матушку — хорошую женщину, готовую сделать все для своих детей и своей страны, нежно любящую своего мужа, но полную решимости не уступать ему ни капли власти. Я видела ее не строгой правительницей, которую я слишком боялась для того, чтобы любить, а мудрой, проницательной матерью, которая постоянно обо мне заботилась. Как она, должно быть, страдала, когда я уехала на свою новую родину! Я была похожа на ребенка, идущего по туго натянутому канату, не сознающему, какая опасность ему грозит, а она, хотя и находилась очень далеко, хорошо все понимала.

Теперь батюшка. Можно ли ожидать от мужчины, чтобы он был доволен жизнью под властью женщины! Теперь я понимала, что перешептывания, которые я слышала, означали, что он не был верен ей и это ее глубоко ранило. И все же, хотя она и сделала бы для него очень многое, она не дала ему желаемого — частицу своей власти.

Что касается меня, то я была ветреной, хотя можно сделать скидку на молодость. У меня всегда было хорошее настроение, я была здоровой и любила бывать на улице, любила играть… всегда играть. Я не могла усидеть спокойно в течение пяти минут, не могла сосредоточиться, мои мысли были сумбурными, все казалось смешным. Складываясь назад, я понимаю, какие большие драматические события происходили в нашей семье, а я, играя со своими собаками, делясь своими детскими секретами с Каролиной, не знала ничего о них.

Мне исполнилось семь лет, когда женился мой брат. Иосиф, которому был двадцать один год. Жениться он не хотел и сказал:

— Я боюсь женитьбы больше, чем боевого сражения.

Это удивило меня, поскольку я не думала, что брак — это такое событие, которого следует опасаться. Но как и все остальное, что я слышала, эта фраза вошла в одно ухо, а вышла — в другое. Я никогда ни о чем не беспокоилась и ничем не интересовалась. Меня лишь заботило, какие ленты принесет Эдзя и смогу ли я поменяться ими с Каролиной, если мне не понравится их цвет.

В настоящее время я могу представить себе эту драму. Его невеста была самым восхитительным созданием, которое мы когда-либо видели. Мы все были белокурыми, а она была брюнеткой. Мама любила Изабеллу, и Каролина по секрету поведала мне о своей уверенности в том, что мама хотела, чтобы мы все были похожи на нее. Возможно, что так и было на самом деле, поскольку Изабелла славилась не только красотой, но и умом — качеством, которого мы были лишены. Однако у нее была еще одна характерная черта, которой не было у нас. Она страдала меланхолией. Возможно, я была легкомысленной, возможно, я мало читала, но была одна вещь, которую я знала, — я знала, как наслаждаться жизнью, а это было нечто такое, что, несмотря на всю ученость Изабеллы, находилось за пределами ее возможностей. Единственный раз я видела ее смеющейся с нашей сестрой Марией Кристиной, которая была на год моложе Иосифа.

Изабелла выходила в парк, когда Мария Кристина бывала там; они гуляли, взявшись за руки, и Изабелла выглядела такой счастливой! Мне было приятно, что ей нравится кто-то из членов нашей семьи; жалко, что не Иосиф, безумно влюбленный в нее.

Все волновались, когда она собиралась родить. Однако, когда ребенок появился на свет, он оказался слабеньким и жил недолго. У нее было двое детей, но оба умерли.

У Каролины и у меня хватало собственных забот, чтобы еще думать об Иосифе и о его делах. Я замечала, что он всегда выглядел печальным, и это, разумеется, производило на меня некоторое впечатление, если даже многие годы спустя это вспоминалось так отчетливо. Какая случилась загадочная трагедия! И все происходило под крышей того же дворца, где жила и я.