Ликуя, я написала матери о том, сколько оспинок у моего мужа. Я также рассказала ей о тетушках.

«Мне запрещено посещать их. Это так ужасно, что им пришлось столь быстро расплачиваться за ту большую жертву, которую они принесли».

В эти дни наша популярность все возрастала. Народ так ненавидел Людовика XV, что полюбил бы моего мужа уже за то, что он другой. Людям нравилась его молодость, его дружественное отношение к ним и его простота. Он заказал восемь костюмов из грубой ворсистой шерстяной ткани, и так этом говорили по всему Парижу. Не из шелка, парчи или вельвета, а из грубой ворсистой шерстяной ткани! Быть королем для него означало служить своему народу, а не принуждать обожать его; говорили, что он легче чувствует себя с народом, чем с дворянами. Однажды в Шуази он отправился один на прогулку, а когда вернулся, то я с невестками встретила его в парке и мы уселись на скамейку, лакомясь земляникой. Люди подходили посмотреть на нас, и мы улыбались им. Они были восхищены, позднее я услышала, что мы являли собой очаровательную картину.

Иногда в Шуази мы бродили по аллеям, взявшись за руки, и люди говорили, что приятно смотреть на такое семейное счастье. Как отличается король, который может наслаждаться простым времяпрепровождением с супругой, от короля, который пренебрегает своей женой и ни о чем не помышляет, кроме как о своих любовницах.

Было решено, что с учетом заболевания тетушек оспой нам следует покинуть Шуази и отправиться в Ля Мюет. Я была, конечно, рада оказаться ближе к Парижу. Народ тысячами приходил смотреть на наш приезд, и мы были вынуждены выходить на балконы, улыбаться и кланяться людям. Во время правления дедушки ворота Булонского леса были закрыты, но мой муж приказал открыть их, чтобы народ мог гулять там, где ему нравится. Это привело всех в восхищение, и желающие могли приходить к замку уже к шести часам утра, надеясь хоть мельком взглянуть на нас. Поскольку Людовик ничего так не любил, как доставлять удовольствие народу, а мне больше всего нравилось, чтобы меня обожали, то мы были счастливы.

Людовик мог находиться среди народа без охраны, неофициально, прогуливаясь пешком. Однажды я выезжала из замка, а он возвращался домой. Когда я увидела его, то соскочила с лошади, передала ее одному из стражников и побежала навстречу мужу. Люди молча наблюдали за нами, а Людовик обнял меня и расцеловал.

Раздались громкие возгласы одобрения. Некоторые женщины стали вытирать глаза — их эмоции можно было вызвать так легко. Людовик взял меня за руку, и мы пошли обратно в замок, люди следовали за нами, а когда мы оказались в своих покоях, нам пришлось появиться на балконе, и народ продолжал приветствовать нас и не хотел отпускать.

— Да здравствуют король и королева! Да здравствуют Людовик Желанный и наша очаровательная королева!

Это было прекрасно. Людовик и я держались за руки, целовали друг друга, и я посылала воздушные поцелуи толпе. Это был очень счастливый день, и, конечно, о каждом подобном случае сообщалось моей матушке. Кажется, она наконец, была довольна мною и писала:

«Я не могу передать свою радость и удовлетворение от того, что узнала… Королю — двадцать лет, королеве — девятнадцать, и они действуют с человеколюбием, благородством и осмотрительностью. Помни, что религия и нравственность необходимы для получения благословения Бога и для завоевания и удержания привязанности вашего народа. Я молю Господа, чтобы он не оставил вас без своего попечения творить добро вашему народу, о благополучии вашей семьи и твоей матери, которой вы подаете новую надежду.