Донован хмыкнул и сунул в рот кусок наана.

— Ты вообще понял, что я сейчас сказала? — спросила Олафсдоттр.

Он посмотрел на нее; по его подбородку потек соус.

— Что мне Гекуба, что Гекубе я?

Конфедератка помедлила, поскольку не была уверена в точном значении терранской пословицы.

— Тебе известно про Пасть Льва? Мне говорили, что твоя память… не очень устойчива.

— Ты хотела сказать: «стерта». А что до твоего вопроса, это ваше подобие Своры, где тренируют Гончих; вот только вы готовите бешеных псов.

Олафсдоттр скрестила руки на груди.

— Ты меня задел, Донован-сан. Ужели я похожа на бешеную псину? Пусть будет так. — Она словно подбирала слова. — Кое-кто из нас взбесился достаточно, чтобы бросить вызов Названным. Началась гражданская война.

Донован вновь вернулся к трапезе.

— А, ну удачи вам. Расскажешь потом, чем все кончилось.

— Мы возвращаем домой агентов со всей Периферии.

— Тогда ты ошибаешься. Мы — не агент. Мы ушли на покой.

— О-ой, не глупи. Наш путь в о-отставку всехда один. Ты и сам его-о знаешь.

Доновану не было нужды спрашивать, что это за путь.

— Ты забываешь, что Названные избавились от нас.

— Примкнув к нам, ты получишь возможность отомстить им за это, и, думаю, вкус мести будет для тебя сладок.

— Даже не представляешь насколько. Вот только я предпочту насладиться ею, наблюдая со стороны. Месть — то блюдо, которое лучше подавать холодным… и желательно чужими руками.

— За этой войной наблюдать со стороны не выйдет, — возразила Олафсдоттр.

Донован подобрал остатками лепешки последние капли соуса и запихнул ее в рот. Что же, Билли Чине за последний год несколько раз обмолвился о чем-то таком.

— И много вас? — продолжая жевать, поинтересовался человек со шрамами.

— Почти половина зажгла пламя восстания.

— Половина… — Он проглотил еду. — Вдохновляет. Половина Пасти Льва против правящего режима, сохраняющего власть уже несколько столетий, держащего в абсолютном повиновении службы правопорядка. Кстати, как там насчет протекторов и «сапог»… армии? Они на чьей стороне?

Равн покачала головой.

— Мы ведем эту войну теми методами, которым обучены: незаметность, интриги, убийства. Кое-кто из «сапог», — допустила она, — может, и знает о том, что гражданская война идет полным ходом. Но в ней нет кровавых баталий, никто не сбрасывает бомбы на планеты. Толпы безмозглых идиотов не сходятся на поле, поливая друг друга огнем изо всех стволов… и никто не промахивается.

— Во всяком случае пока.

Донован бросил платок в фрешер и отнес тарелки к раковине, где сгрузил остатки пищи в рециркулятор. А потом резко повернулся и посмотрел на конфедератку.

— Но почему я? — спросил он. — Какая от меня польза восстанию? Я просто одинокий разбитый старик.

— Не такой уж ты и старый, а осколки часто обладают очень острыми гранями.

«Какой уклончивый ответ», — подумал Донован. Ее люди собираются его как-то использовать, вот только как? Возможно, ему уготована всего лишь роль ножа, которым перебрасываются две стороны.

— Подумай над тем, что я сказала, Донован, — добавила Олафсдоттр, водворяя его обратно в помещение, считавшееся его тюремной камерой.