- И что было дальше?

- Через три дня заканчивалась моя смена. Он отвез меня в аэропорт и сказал, что в Москве будет только в октябре, потому что сразу же после дома отдыха должен ехать в двухмесячную командировку. Взял у меня адрес и телефон, минут пять целовал на прощание, обещал часто писать, чуть не прослезился, когда объявили, что посадка заканчивается. Вот, собственно и все. Я вернулась в Москву на розовом облаке, потом ездила с вами в Карелию, потом утешала себя мыслью, что за время нашего отсутствия хулиганы вытащили из почтового ящика его письма с обратным адресом, и он молчит, обидевшись на мое молчание. Сентябрь я терпеливо ждала, в октябре начала биться головой о стенку, в ноябре прозрела и возненавидела себя до такой степени, что однажды даже приладила к карнизу веревку.

- А мы-то не могли понять, что с тобой происходит! Ведь жили в одной квартире, вместе учились, ты все время была на виду, и вдруг в тебя точно бес вселился. Вчера еще была нормальной, а тут смотришь в стенку и от еды отказываешься! Без всякой видимой причины. Мы чуть не спятили. Извели расспросами всех, с кем ты общалась. Марк даже тетку свою, психиатра, притащил якобы в гости. Леша целыми днями таращился в потолок, свернув губы в трубочку. Генрих Машеньку на тебя пытался натравить, чтобы выяснила, что с тобой творится. Чего мы только не передумали! Когда ты без предупреждения слиняла в Питер, чуть морды друг другу не начистили - думали, опять кто-то из нас дурака свалял, как тогда, на втором курсе... Слава богу, ты человеком вернулась, а то дело кончилось бы смертоубийством. Хоть бы намекнула...

- Я не знала... Ведь горю я предавалась только в ваше отсутствие, а так старалась вести себя, как обычно...

Прошка даже фыркнул от возмущения.

- Старалась она! Мы от твоих стараний едва не поседели! Ну ладно, дело прошлое... Ты лучше скажи: почему ты решила, будто тебя бросили? Другая на твоем месте наверняка предположила бы, что произошла какая-то трагедия. Этот Роман мог погибнуть, покалечиться, попасть в тюрьму, заболеть, да мало ли что! Ты ведь больше никаких вестей от него не получала?

- Не получала. Но я все-таки не совсем потеряла голову. Когда он не появился в октябре, я начала прокручивать в памяти все его слова, жесты, взгляды, интонации. С памятью-то у меня, слава богу, все в порядке. И задним числом, не одурманенная его волнующей близостью, отчетливо увидела: это был спектакль. И даже не очень талантливый. Просто зрительница попалась темная.

- М-м, - промычал Прошка. - Да не переживай ты так! Думаешь, многие на твоем месте разобрались бы, что к чему? Тем более в первый раз... Кстати, а второй-то был?

- За кого ты меня принимаешь?!

- Ты хочешь сказать, что больше никого никогда не любила?

- Да! Именно это я и хочу сказать! И нечего изображать изумление! Пусть мне не хватило ума учиться на чужих ошибках, но на своих-то собственных учатся даже дураки! Или ты считаешь меня полной идиоткой?

- Нет, я считаю тебя трусихой.

- Кем?!

- Трусихой. "Пуганая ворона куста боится" - кто бы мог подумать, что эта поговорка про тебя?

- Ах, так?! - Я отпихнула Прошку задом, вырвала руку из рукава телогрейки, схватила несколько картофелин и соскочила с нашего насеста. - Я требую сатисфакции! Защищайся!

Вы пробовали играть в войну в полной темноте, кидая друг в друга "снарядами" на звук голоса или шорох одежды? Если нет, настоятельно рекомендую - очень увлекательная игра.

Прошка тоже нахватал картошки и покинул угол, где его легко было подбить. Издавая дикие вопли (нужно же было дать шанс противнику), мы перебегали с одного места на другое и швыряли свои снаряды.