— Значит, через полчаса в офисе?

— Буду вас ждать, Лео.

Прежде чем встать из-за столика, синьор Моретти бросил на Алекса выразительный взгляд, суть которого сводилась к следующему: «Не дай бог тебе сморозить какую-нибудь глупость в ближайшие тридцать минут, шельмец!»

— Я Лео, — сказал брюнет, когда они с Алексом остались одни.

— Про меня вы уже знаете, — рот Алекса по непонятной причине растянулся до ушей. — Я Алекс. Работаю в магазине, здесь неподалеку. Продаю мужские рубашки. И сопутствующие товары, конечно. А раньше работал на синьора Моретти. Решили купить здесь дом?

— Что-то в этом роде.

— Отличный выбор. Лучшего места во всей провинции не сыщешь. И горы у нас замечательные…

— Вы ведь уже не работаете на синьора Моретти? — неожиданно сказал Лео.

— Нет.

— Тогда можете не напрягаться, расхваливая здешние ландшафты. Я все уже увидел.

С точно такой же категоричностью Алекс столкнулся только вчера, в разговоре с кладбищенским сторожем. Синьор Тавиани пришел в магазинчик с твердым решением ограничиться лишь покупкой рубашки. Точно так же поступает сейчас неизвестный Алексу феерический Лео: он принял решение (положительное или отрицательное — неважно), и разубедить его не под силу никому, даже такому прожженному деляге, каким является бывший Алексов шеф.

— Я не напрягаюсь, — смутился Алекс. — Просто говорю, как есть. Вот только…

— Что «только»?

— Такому человеку, как вы, здесь будет скучновато.

— Вы же не скучаете?

— Я — другое дело. Я давно здесь живу и вообще… патриот этого города. Но если вы не собираетесь жить здесь постоянно…

— Собираюсь. Я собираюсь жить здесь постоянно.

— Не понимаю…

— Чего именно?

— «Ламборджини» и все такое… — вырвалось у Алекса. — У нас здесь никто не ездит на «ламборджини». И кегельбан у нас только один. И все бары такие, как этот, может быть, даже хуже. Имеет смысл подыскать место… пофешенебельнее. Вот.

Что за срань? Алекс ведет себя вовсе не как патриот города, а как полный придурок. Если бы он до сих пор работал на синьора Моретти, следовало бы уволить его незамедлительно. Но Алекс больше не работает помощником риелтора и волен говорить все, что посчитает нужным.

— Меня вполне устраивает ваша долина. А еще больше — горы.

— Вы, наверное, писатель? — посетила Алекса неожиданная догадка.

— Почему писатель?

— Ну… не знаю. Я почему-то подумал, что вы писатель.

— Я не писатель.

Ну да. Все писатели, которых с трудом может вспомнить Алекс, стремительно приближаются к возрасту покойного синьора Тавиани, а Лео — молодой человек. Легче всего представить его удачливым брокером, сколотившим немаленькое состояние на бирже. Плейбоем. Фотомоделью, на худой конец. Но, несмотря на свою внешность и «ламборджини» за стенами бара, Лео не производит впечатление надменного хлыща: он открыт и улыбчив и запросто беседует с таким невзрачным парнем, как Алекс. И в этом намного больше человечности, чем даже в «малыше» синьора Тавиани. «Малыш» был адресован любому и потому не имел никакой ценности. Дружелюбие же Лео направлено именно на Алекса, ни на кого больше.

Вот если бы они сблизились настолько, чтобы Лео предложил ему прокатиться на чудо-автомобиле! — благодарности Алекса не было границ!.