Перси как-то странно посмотрел на нее, и на мгновение Каролине показалось, что он действительно собирается сказать ей в ответ что-то приятное. Но он только фыркнул.

— Ты права. В это трудно поверить.

В этот момент Каролина решила расстаться с последними крохами сочувствия и направилась к двери. Взявшись за ручку, она напоследок оглянулась и сказала:

— Увидимся через шесть недель, когда я вернусь за своим наследством.

— И вернуть долг, — напомнил он.

— И вернуть долг, — повторила она и добавила:

— С процентами.

— Отлично.

— С другой стороны, — сказала Каролина скорее самой себе, — может быть, я найду возможность уладить свои дела без того, чтобы снова встречаться с Пруиттами. Все можно сделать через адвоката и…

— Это даже лучше, — перебил ее Перси.

Каролина тяжело вздохнула и вышла из комнаты. Перси никогда не изменится. Он грубиян, эгоист, и даже то, что он чуть лучше своего отца, не делает его меньшим негодяем.

Она заспешила по темному коридору к лестнице, ведущей наверх, — там находилась ее комната. По странному совпадению все опекуны селили ее на чердаках. А Оливер оказался хуже всех, выделив ей пыльный закуток с низким потолком и крошечным окошком. Но если он намеревался сломить ее волю, то его постигла неудача. Каролине нравилось ее новое жилище. Выше было только голубое небо. Она слышала шум дождя, который барабанил по крыше, а весной прямо ей в окно деревья протягивали ветви с набухшими почками. Среди листвы вили гнезда птицы, а по подоконнику иногда расхаживали воробьи.

Складывая наиболее ценные вещи в маленький саквояж, она на мгновение остановилась, чтобы посмотреть в окно. Вечер был безоблачный, и небо удивительно чистое. Вероятно, будет звездная ночь. «Посмотри вон на ту, — сказала бы Кассандра Трент. — Она самая яркая на небе. И видна отовсюду. Видишь Медведицу?» Их прогулки всегда заканчивались одинаково.

Кассандра говорила: «Каждая звезда — особенная. Ты знаешь это? Иногда они выглядят одинаково, но на самом деле каждая из них отличается от другой. Как и ты. Ты самая необыкновенная девочка во всем мире. Никогда не забывай об этом».

Каролина была слишком маленькой, чтобы понять, что мать умирает, но она дорожила ее последними уроками. Как бы одиноко и тоскливо ни было у нее на душе — а за последние десять лет у нее было много поводов чувствовать себя одинокой и несчастной, — стоило Каролине взглянуть на небо, как мир и покой воцарялись в ее душе.

Каролина в последний раз окинула взглядом комнату, бросила в саквояж несколько свечей и вышла в коридор. В доме было тихо: слуг отпустили. Видимо, Оливеру не нужны были свидетели того, как Перси попытается ее изнасиловать. Ее опекун всегда был предусмотрителен. Оставалось лишь удивляться, почему он не осуществил свой план раньше. Он, должно быть, знал, что ему не удастся заставить ее выйти замуж за Перси, если тот не овладеет ею. А с приближением дня рождения Каролины им все больше овладевала тревога.

И Каролиной тоже. Если бы ей пришлось выйти замуж за Перси, она бы умерла, как театрально это ни звучит. Видеть и слышать его каждый день всю оставшуюся жизнь — что могло быть хуже!

Пробираясь через холл к входной двери, она увидела новый подсвечник, величественно возвышающийся на краю стола. Оливер хвастался им всю неделю. «Чистое серебро, — говорил он. — Настоящее произведение искусства». Каролина едва не застонала. Оливер не мог позволить себе подсвечники из чистого серебра, пока не был назначен ее опекуном.

Господи, она была бы счастлива поделиться наследством или даже отдать все, если бы попала в дом и семью, где бы ее любили, заботились о ней.