Конец рукописи. Я держала в руках последнюю страницу, не отрывая глаз от последней строчки. В следующее мгновение я выпустила ее из рук, и она упала на ворох страниц, разбросанных по полу. Я тупо смотрела в окно, пытаясь о чем-то думать — и не зная, о чем думать. Рассвет закрадывался в ночное небо. Я посмотрела на часы. Шесть пятнадцать. Я читала всю ночь.

Наконец я заставила себя подняться с дивана. Прошла в спальню. Разделась. В ванной очень долго стояла под душем. Потом оделась. Поставила на плиту кофейник. Пока варился кофе, я собрала листы бумаги и сложила их в коробку, в которой доставили рукопись. Выпила кофе. Надела пальто, схватила коробку. И вышла из дома. Консьерж вызвал мне такси. Я назвала водителю адрес: угол 42-й улицы и Первой авеню. Пока мы ехали к центру города, я включила свой сотовый телефон и набрала номер. Мег ответила привычным хриплым «Алло» и кашлем.

Я еду к тебе, — сказала я.

Какого черта в такую рань? Который час? — возмутилась она

Начало восьмого.

Боже правый. Что-нибудь случилось?

Да. Я не спала всю ночь. Читала.

Читала что?

Думаю, ты знаешь.

Молчание. Я первой нарушила его:

Точно так же, как знаешь, где я была вчера вечером.

Понятия не имею, — ответила она.

Лгунья.

Меня называли и похлеще. Мне надеть бронежилет к твоему приезду?

Да, — сказала я и нажала отбой.

Она, конечно, не исполнила своей угрозы и встретила меня в мужской пижаме и старом халате. Неизменная пара сигарет уже дымилась в пепельнице. Телевизор был включен на канале Си-эн-эн и орал с максимальной громкостью. Как всегда, у кресла были навалены книги и периодика. Остатки вчерашнего ужина — недоеденные китайские блюда на вынос — занимали столик, который одновременно служил и рабочим местом, и обеденной зоной. Обстановка в квартире была в точности такой, какой я привыкла ее видеть на протяжении всей своей жизни. Должно быть, и Сара застала ее — когда приходила сюда в ночь после похорон моего отца в пятьдесят шестом.

Я объявляю тебе бойкот, — сказала я, проходя в гостиную и швыряя на диван коробку с рукописью.

Рада слышать, — парировала она, выключая телевизор. — Чай или кофе?

Кофе. И объяснения.

Чего? — спросила она, наливая мне кофе из старого электрического кофейника.

Хватит прикидываться, Мег. Тебе это не идет.

Надо же, а мне так хотелось прикинуться кем-то на Рождество.

Прямо-таки роман, — сказала я, кивая на коробку. — Я так полагаю, ты это читала?

Да, — ответила она. — Читала.

Она случайно не привлекала тебя в качестве редактора?

Я читала на правах друга.

Ах да, совсем забыла. Вы с этой Женщиной-Загадкой были закадычными подружками последние сорок лет. А теперь, я так полагаю, ты собираешься помочь ей с публикацией этой книги?

Она не хочет публиковать ее. Она написала ее для себя.

Тогда почему она хотела, чтобы я ее прочла?

Это часть твоей жизни. Ты должна знать.

Должна знать сейчас? Сразу после похорон матери?

Она лишь пожала плечами и промолчала.

Ты должна была мне рассказать, Мег. Ты должна была давно мне всё рассказать.

Ты права, надо было это сделать. Но Дороти была непреклонна. Она ясно дала понять, что не притронется к трастовому фонду, если кто-то из вас узнает правду.

Она не должна была прикасаться к этим деньгам.

Если бы она этого не сделала, у вас никогда не было бы таких частных школ…

Подумаешь, велика важность.

Велика… и ты это знаешь. И Дороти нелегко было решиться сделать то, что она сделала. Представь только: жить за счет бывшей любовницы мужа, только чтобы дать своим детям образование.