|
Он уже с состраданием говорит об этом несчастном племени, которое «как от клеветы открещивается от того, что является невинным источником их мечтаний и наслаждений. Сыновья, лишенные матери, потому что вынуждены лгать ей всю жизнь, даже в те минуты, когда закрывают ей глаза…» Конечно, конфликт между сыновней любовью и любовью извращенной, которая столь сильно искушала его, потряс эту юную душу.
Масси прав, думая, что Пруст испытывал тогда патетическое желание «сделаться лучше, заслуживать и быть достойным», и что его сердце, склонное к состраданию и кротости, не всегда чуждалось мысли о некоем нравственном долге. Более того, можно сказать, что он никогда не был ей чужд: «Возможно, только в жизни по-настоящему порочной, — пишет Пруст, — нравственный вопрос может ставиться со всей его тревожной силой. И этому вопросу художник дает разрешение не в плане своей реальной жизни, но в плане того, что для него является жизнью подлинной, разрешение главное, литературное. Как отцы Церкви, сами будучи добродетельными, часто начинали с того, что познавали людские пороки и извлекали из этого свою личную святость, великие художники, сами будучи людьми дурными, пользуются своими пороками, чтобы установить всеобщее нравственное правило…» Всякая осуждаемая любовь будет заражена в книгах Пруста угрызениями совести и стыдом. Можно оценить, насколько он изменился годам к двадцати, читая его ответы на те же вопросы, которые уже задавались ему в тринадцать лет. Новый текст еще не изобличает никакого ожесточения, никакой горечи, но тревогу, скрытые сожаления, ненасытную потребность в нежности и необоримые влечения: «Главная черта моего характера? — Потребность быть любимым, а точнее, я гораздо больше нуждаюсь в том, чтобы меня ласкали и баловали, нежели восхищались мной. Качество, которое я хотел бы видеть в мужчине? — Женское очарование. Качество, которое я предпочитаю в женщине? — Мужские достоинства и верность в дружбе. Что я больше всего ценю в моих друзьях? — Когда они нежны ко мне, если их личность достаточно прекрасна, чтобы придать большую ценность этой нежности. Мой главный недостаток? — Не умею, не могу «хотеть». Мое любимое занятие? — Любить. Моя мечта о счастье? — Боюсь, она недостаточно возвышенна; я не осмеливаюсь ее высказать, а высказав — разрушить. Что было бы для меня самым большим несчастьем? — Не знать ни моей матери, ни бабушки. Кем бы я хотел быть? — Собой — таким, каким меня хотели бы видеть люди, которыми я восхищаюсь. Страна, где бы я хотел жить? — Та, где некоторые желанные мне вещи осуществились бы как по волшебству — и где неясность всегда была бы разделенной. (Подчеркнуто Прустом). Мой любимый цвет? — Красота не в красках, а в их гармонии. Мой любимый цветок? — Ее цветок — а затем все остальные. Моя любимая птица? — Ласточка. Мои любимые прозаики? — Сегодня Анатоль Франс и Пьер Лоти. Мои любимые поэты? — Бодлер и Альфред де Виньи. Мой любимый литературный герой? — Гамлет. Моя любимая литературная героиня? — Федра<sub> (вычеркнуто Прустом)</sub>. Береника Мои любимые композиторы? — Бетховен, Вагнер, Шуман (sic). Мои любимые художники? — Леонардо да Винчи, Рембрандт. Мои герои в реальной жизни? — Господин Дарлю, господин Бутру. Мои героини в истории? — Клеопатра. Мои любимые имена? — У меня только одно за раз. Что я ненавижу больше всего? — То, что есть во мне плохого. Исторические характеры, которые я больше всего презираю? — Я не настолько образован. |
