По-моему, мистер Пател надеялся, что после реконструкции всех местных жителей переселят в хорошие дома, как на том берегу. Купить новые квартиры за свои деньги нашим соседям не по карману. Если на нашей стороне начнут селиться более состоятельные люди, они, возможно, будут больше тратить в его магазине. Мистер Пател увлеченно строил планы; думал продавать блюда индийской кухни и так далее. Мне не хотелось его расстраивать и намекать на то, что муниципалитет может решить просто снести его магазин. Мечты нужны всем.

Напротив магазина, на другой стороне улицы, стоит церковь, в которой давно не служат, и кладбище. Мы называем кладбище «погостом». Церковь заколотили, в псевдоготических окнах выбиты стекла, из трещин в кирпичной кладке пробиваются сорняки. Первоначально церковь принадлежала конгрегационалистам. Позже она несколько раз переходила из рук в руки и из одной религиозной ветви в другую. Последними здесь отправляли свой культ представители Церкви прекрасного дня.

Церковь прекрасного дня была ни на что не похожа. Утром по воскресеньям прихожане собирались целыми семьями, все наряжены в лучшее; тогда наша улица напоминала Марди-Гра. И молиться они умели: пели гимны, били в тарелки и так далее. Я уже не говорю о тромбонах, хорах и аплодисментах. Когда прихожане не пели и не играли на музыкальных инструментах, они слушали проповедника, преподобного Илая, и радостно кричали: «Аллилуйя!» и «Да, Господи!». Один раз в неделю наша улица украшалась светом, жизнью и верой. Но окружение оказалось неподходящим для их собраний, и они съехали от нас под руководством преподобного Илая, крошечного человечка с завитыми седыми волосами. С собой он забрал всех улыбающихся дам в шляпках с цветами, нарядных молодых людей, мальчиков в галстуках-бабочках и девочек в белоснежных носочках, подобно тому, как Моисей увел с собой детей Авраама в пустыню. Не знаю, куда увел свою паству преподобный Илай. Некоторые говорили, что в Хакни. Мне жаль, что они уехали. Я скучала по ним, особенно по преподобному Илаю, который, завидев меня, бывало, нараспев спрашивал:

— Дитя, готова ли ты покаяться? — и награждал меня сияющей золотозубой улыбкой.

Хотя церковь стояла заброшенная, кладбищем еще вовсю пользовались живые. Сумасшедшая бездомная старуха по имени Безумная Эдна поселилась там среди надгробных плит. Компанию ей составляла стая диких кошек. Пешеходы, срезавшие дорогу через кладбище, очень пугались, когда Безумная Эдна вдруг выскакивала из-за надгробной плиты, как беглый каторжник Мэгвич в «Больших надеждах» Диккенса, и заговаривала с ними. Со случайными прохожими она всегда беседовала благосклонно, как будто те зашли к ней в гости. Эдна говорила мне, что родилась в знатной семье и когда-то выезжала в свет; я ей верила. Местные власти никак не могли решить, как поступить с кладбищем и церковью, поэтому пока Эдне ничто не угрожало.

Днем в магазин обычно привозили фрукты и овощи; ящики сгружали на тротуар, и Ганеш потихоньку перетаскивал их на задний двор. Самые красивые овощи и фрукты он раскладывал в витрине.

Он занимался грязной работой, поэтому облачился в старые джинсы и свитер с пестрым рисунком. Свои длинные черные волосы он стянул в конский хвост. Ганеш всегда подвязывает волосы, когда работает, потому что так удобнее и еще потому, что на этом настаивает его отец. Дай мистеру Пателу волю, он заставил бы Ганеша постричься и стоять за прилавком в деловом костюме. Во всяком случае, так считает сам Ганеш.

Родители всегда мечтают о лучшем будущем для своих детей. Мой отец тоже мечтал о лучшем будущем для меня. Иногда я надеюсь, что мне еще удастся осуществить некоторые его замыслы и отец обо всем узнает на небесах. Мне хотелось бы угодить ему, пусть сейчас уже и поздно, возместить все разочарования.