Поэтому машина, предназначенная мне для съёмок, всё время уезжала куда-то по более важным делам. В нужный момент не находилось оператора. И запись уже готового материала тоже делалась задней ногой: был день зарплаты, все торопились быстрее получить денежку.

Но фильму было суждено стать призёром. Поэтому многие препятствия даже шли ему на пользу.

Один из ключевых кадров — полудохлую рыбку на берегу Актюбинского водохранилища нам удалось снять потому, что накануне в машине нам было отказано. Поехали на следующий день — и нас, вяло двигая хвостом, ждала у берега та самая рыбка. Её не было в сценарии. А, если бы и была, то нужно было бы потратить уйму времени, чтобы всё это найти, подкараулить. Инсценировать, в конце концов.

Обычно для съёмок конкурсных программ за группой закреплялся отдельный оператор. Как правило — лучший.

В съёмках нашего экологического триллера приняли участие практически все операторы. Я просил, к примеру, Серика Айжанова, который ехал на съёмки на Актюбинский химзавод, снять для меня несколько планов. Говорил, каких — и всё. Серик привозил сюжет. Саша Семиков снял кадры Алгинского химзавода. Толочков — брейк-данс. Саша Карачун — эротическую сцену в реке Илек.

Когда не было оператора, брал в руки камеру я сам…

Фильму было суждено стать призёром, поэтому, спустя годы, мне стало казаться, что он сам себя снимал…

Виолетта Костыряченко… Одна из самых красивых девушек нашего комитета… Я предложил ей сняться в эпизоде. В очень открытом, откровенном купальнике. Естественно, в речке. Потому что река Илек была нашей главной героиней.

Виолетта весело согласилась.

Купальник и действительно, по тем временам, был достаточно призывным. Виолетте нужно было в нём бегать по мелководью, она бегала, тряпочки тонкой ткани готовы были вот-вот соскользнуть.

Саша Карачун, насколько это было возможно, старался сохранять спокойствие, камера хладнокровно фиксировала кадры с нашей восторженной Эммануэль.

Хорошее кино, в том числе и документальное, должно, по возможности, воздействовать на глаза, мозги и уши. Все это будто бы знают, но мало кто воплощает реально в свои творения. Хороший текст — это, действительно, важно. Но, если видеоряд слабый, это уже не кино.

Как часто на телестудиях редакторы, авторы фильмов прописывают в сценариях необходимую музыку? Звуки? Шум?

Почти всегда полагаются на выбор, вкус звукорежиссёра. В лучшем случае — простое несовпадение с мыслью автора. В худшем — дежурная, слышанная и прокрученная уже в эфире тысячу раз, фонограмма.

Для своего «Танца» я принёс Берта Кемпферта, «Тюльпаны из Амстердама», Чеслава Немэна, «Катарсис», Высоцкого «Утреннюю гимнастику».

До секунды всё расписали, согласовали со звукорежиссёром.

Режиссёром фильма была наша студийная интеллектуалка, Нина Васильева. Ввиду того, что со своими идеями и замыслами я был уже похож на разогнавшийся поезд, Нина корректно посторонилась и просто аккуратно соединила при записи все изобразительные и звуковые куски.

Сама запись произошла как-то между делом, на бегу.

Ассистенты, телеоператоры торопились к окошку бухгалтерии.

Название фильма толком не вписали в кадр, не навели фокус.

Камера! Мотор!!!

Я, конечно, видел накладки, которые возникали по ходу записи. Но не останавливал. Всё записали с первого раза, единым куском. Без дальнейшего монтажа и поправок. Ну, торопятся все. Будет ли лучше?

По сути, это был ещё один прямой эфир. Только первыми его зрителями был коллектив нашей студии.

В Оренбурге наш фильм занял первое место. Потом его ещё показали по Второй Всесоюзной программе ТВ.

Мой старший сын Дима был тогда в армии. Служил в посёлке Бада Читинской области.