Изменить размер шрифта - +
Словно стервятни­ки, дерущиеся за добычу. Потом они двинулись было к маяку, но их строй рассыпался еще до того, как мы вы­стрелили. Во всем этом есть какая-то тайна. Самое ужас­ное, что поведение чудовищ не поддается никакой логи­ке. Оно непредсказуемо.

 

Я размышлял о мотивах, которые привели меня на ос­тров. Мне хотелось найти покой пустоты. Но вместо тишины открылся ад, полный чудищ. Какие новые значения должны предстать перед моими глазами? Как правиль­но истолковать происходящее, следуя логике моего опеку­на? Я часто вспоминаю его. Но сколько ни задаю себе во­просы, сколько ни пытаюсь найти на них ответы, прихожу лишь к одному страшному и неопровержимому выводу: это чудовища, чудовища и еще раз чудовища. И нечего тут выдумывать, нечего искать, нечего объяс­нять.

 

Ужасные бои. Выстрелы в упор покрыли балкон брызгами синей крови и ошметками мозгов и кишок. Две ночи подряд чудища поднимаются к самой линии кольев, и нам приходится сталкивать их ударами каблу­ков, колоть ножами и рубить топором. В этой ситуации Батис проявляет дикую сторону своей натуры. Когда они приближаются слишком близко, а руки и ноги стра­шилищ цепляются за верхний ряд кольев, Батис бросает ружье и издает воинственный клич. Я отступаю на вто­рой план, продолжая стрелять, чтобы прикрыть его, а он хватает в одну руку свой гарпун, а в другую – топор. Од­ним орудием он колет, другим – рубит. Кафф ранит, ка­лечит и убивает с бешеной энергией, его руки подобны крыльям мельницы-убийцы. Он настоящий демон, яро­стный викинг, пират Красная Борода, берущий корабль на абордаж. В Батисе соединяются все эти персонажи и множество других. От его вида у меня мурашки бегут по коже. Мне бы не хотелось встретиться с таким вра­гом. Борьба происходит на самом деле, и я участвую в схватках здесь и сейчас, но все это подобно наркотиче­ским галлюцинациям. Когда всходит солнце, я испыты­ваю сомнения относительно своего психического здоро­вья. Наша жизнь на маяке невероятна; наша жизнь на маяке – самая абсурдная из всех эпопей. Она лишена смысла.

Я прочитал свои записи. Они никогда не смогут пере­дать охватывающего меня порой отчаяния; любая, даже самая изощренная повествовательная техника не созда­ла бы ничего, кроме бледного образа того кошмара, ко­торому я пытаюсь придать словесную форму. Нам не уйти отсюда живыми, в этом нет сомнения. Я даже не уверен, увидим ли мы первый снегопад.

 

Я начинаю ощущать некую тень благодарности в по­ведении Батиса. Он ничем не выражает своего чувства, ни одно доброе слово не срывается с его губ, однако Кафф понимает, что мое присутствие помогает ему вы­жить. Он признается мне, что сдерживать атаки сейчас гораздо легче, чем раньше. Ни один человек на земле не смог бы противостоять в одиночку этим полчищам тва­рей, сбежавших из сумасшедшего дома морских глубин. Даже Батис.

Однако жить так дальше невозможно. Наступит день, когда они возьмут нас числом.

 

Все по-прежнему. Я не могу понять Батиса. Его душев­ное состояние, на мой взгляд, совершенно не соответ­ствует той опасности, которая нам угрожает. Чем отчаян­нее наше положение ночью, тем счастливее он выглядит днем. Это какая-то эйфория сражений, желание бросить­ся в пропасть. Кафф не желает понять, что бои на маяке – не рокировка на шахматной доске, и поражение хотя бы в одной из партий означает нашу гибель.

 

Ночью: выстрел Батиса задел мою руку. Пуля порва­ла рукав и вошла неглубоко. Но он стрелял в чудовище, которое на меня наседало, и мне остается только оправ­дать его действия и поблагодарить.

 

Штурмы невероятно мощные. Нескольким чудови­щам удалось вскарабкаться по противоположной стене маяка и напасть на нас сверху, где кольев не так много. В полном смысле слова: они падали на нас как снег на го­лову.

Быстрый переход