Словно стервятники, дерущиеся за добычу. Потом они двинулись было к маяку, но их строй рассыпался еще до того, как мы выстрелили. Во всем этом есть какая-то тайна. Самое ужасное, что поведение чудовищ не поддается никакой логике. Оно непредсказуемо.
Я размышлял о мотивах, которые привели меня на остров. Мне хотелось найти покой пустоты. Но вместо тишины открылся ад, полный чудищ. Какие новые значения должны предстать перед моими глазами? Как правильно истолковать происходящее, следуя логике моего опекуна? Я часто вспоминаю его. Но сколько ни задаю себе вопросы, сколько ни пытаюсь найти на них ответы, прихожу лишь к одному страшному и неопровержимому выводу: это чудовища, чудовища и еще раз чудовища. И нечего тут выдумывать, нечего искать, нечего объяснять.
Ужасные бои. Выстрелы в упор покрыли балкон брызгами синей крови и ошметками мозгов и кишок. Две ночи подряд чудища поднимаются к самой линии кольев, и нам приходится сталкивать их ударами каблуков, колоть ножами и рубить топором. В этой ситуации Батис проявляет дикую сторону своей натуры. Когда они приближаются слишком близко, а руки и ноги страшилищ цепляются за верхний ряд кольев, Батис бросает ружье и издает воинственный клич. Я отступаю на второй план, продолжая стрелять, чтобы прикрыть его, а он хватает в одну руку свой гарпун, а в другую – топор. Одним орудием он колет, другим – рубит. Кафф ранит, калечит и убивает с бешеной энергией, его руки подобны крыльям мельницы-убийцы. Он настоящий демон, яростный викинг, пират Красная Борода, берущий корабль на абордаж. В Батисе соединяются все эти персонажи и множество других. От его вида у меня мурашки бегут по коже. Мне бы не хотелось встретиться с таким врагом. Борьба происходит на самом деле, и я участвую в схватках здесь и сейчас, но все это подобно наркотическим галлюцинациям. Когда всходит солнце, я испытываю сомнения относительно своего психического здоровья. Наша жизнь на маяке невероятна; наша жизнь на маяке – самая абсурдная из всех эпопей. Она лишена смысла.
Я прочитал свои записи. Они никогда не смогут передать охватывающего меня порой отчаяния; любая, даже самая изощренная повествовательная техника не создала бы ничего, кроме бледного образа того кошмара, которому я пытаюсь придать словесную форму. Нам не уйти отсюда живыми, в этом нет сомнения. Я даже не уверен, увидим ли мы первый снегопад.
Я начинаю ощущать некую тень благодарности в поведении Батиса. Он ничем не выражает своего чувства, ни одно доброе слово не срывается с его губ, однако Кафф понимает, что мое присутствие помогает ему выжить. Он признается мне, что сдерживать атаки сейчас гораздо легче, чем раньше. Ни один человек на земле не смог бы противостоять в одиночку этим полчищам тварей, сбежавших из сумасшедшего дома морских глубин. Даже Батис.
Однако жить так дальше невозможно. Наступит день, когда они возьмут нас числом.
Все по-прежнему. Я не могу понять Батиса. Его душевное состояние, на мой взгляд, совершенно не соответствует той опасности, которая нам угрожает. Чем отчаяннее наше положение ночью, тем счастливее он выглядит днем. Это какая-то эйфория сражений, желание броситься в пропасть. Кафф не желает понять, что бои на маяке – не рокировка на шахматной доске, и поражение хотя бы в одной из партий означает нашу гибель.
Ночью: выстрел Батиса задел мою руку. Пуля порвала рукав и вошла неглубоко. Но он стрелял в чудовище, которое на меня наседало, и мне остается только оправдать его действия и поблагодарить.
Штурмы невероятно мощные. Нескольким чудовищам удалось вскарабкаться по противоположной стене маяка и напасть на нас сверху, где кольев не так много. В полном смысле слова: они падали на нас как снег на голову. |