Ничего серьезного. Просто я как-то заметил в гараже несколько капель масла на полу и сказал об этом Элу Бекеру. Он сказал, что исправит и что беспокоиться мне не о чем: я могу ездить сколько угодно, а там пригоню ему как-нибудь машину, и он тут же все сделает, что-нужно.
Раввин взглянул на Райха – может, тот хочет что-то добавить в ответ, – затем откинулся в своем кресле и задумался. Наконец он снова выпрямился и положил руки на стол.
– Вот это, – показал он на лежавшие перед ним книги, – два из трех трактатов Талмуда, в которых речь идет о том, что мы назвали бы не связанным с нарушением контракта или договора правонарушением, дающим, однако, право на предъявление иска. Эта тема разработана в Талмуде весьма и весьма подробно. В первом томе речь идет об ущербе вообще: один лишь раздел, трактующий о бодливом быке, например, занимает целых сорок страниц. Разработан один общий принцип, который применялся раввинами очень широко при рассмотрении всевозможных дел, связанных с ущербом. Речь’ идет о фундаментальном различении между ТАМ и МУАД, то есть между обыкновенным быком и тем, который уже заслужил себе репутацию бодливого раньше. В случае увечия, на хозяина последнего возлагалась гораздо большая ответственность, чем на хозяина обыкновенного быка, так как тот знал о бодливости своего быка и, следовательно, должен был принять особые меры предосторожности. – Он взглянул на Вассермана, который кивнул в знак согласия.
Раввин встал еиз-за стола и начал прохаживаться взад и вперед по кабинету. Сам того не замечая, он впал в традиционную напевность талмудистов, когда принялся развивать свою мысль:
– В нашем же случае вы тоже знали, что налицо течь. Я полагаю, что речь идет не о нескольких каплях – по крайней мере во время езды, – а о гораздо большем количестве, коль скоро вы сочли нужным долить пару литров масла по дороге туда. Если бы мистер Райх выступал в роли просителя, – и тут мы переходим ко второму тому, в котором разрабатываются обе темы: как заимствование, так и действие агента, – если бы мистер Райх сказал, к примеру, что он чувствует себя неважно, что ему надо домой, и попросил бы у вас машину, то он был бы обязан – либо спросить вас, исправна ли машина, либо самому проверить ее исправность. И если бы он этого не сделал, то он был бы ответствен за причиненный ущерб, хотя бы обстоятельства были те же. Но ведь мы уже установили, что он действовал не как проситель, а скорее как ваш же агент, так что вы обязаны были сказать ему, что масло вытекает, и что нужно следить за его уровнем.
– Одну минуточку, рабби, – перебил его Шварц. Вовсе незачем было предупреждать: на щитке приборов вмонтирован специальный масляный сигнал. Когда человек правит машиной, он обязан посматривать изредка на щиток приборов, и если бы Эйб это сделал, он не мог бы не заметить красный свет, который ему и подсказал бы, что масла в картере очень мало.
– Это вы правильно подметили, мистер Шварц, – кивнул раввин. – Что вы на это скажете, мистер Райх?
– Сигнал, конечно, загорелся, и я его тут же'заметил, но загорелся он уже тогда, когда мы были на автостраде, станции техобслуживания либо заправки никакой не было поблизости, а вскоре мотор вовсе заглох.
– Я понимаю, – сказал раввин.
– Но механик сказал, что он должен был почувствовать запах гари задолго до этого, – упорствовал Шварц.
– Не при таком насморке. Миссис же Вайнбаум, как мы слышали, спала. – Раввин покачал головой. – Нет, мистер Шварц, мистер Райх вел себя так, как повел бы себя на его месте любой другой водитель в подобной ситуации. Поэтому у нас нет никакого основания приписать ему халатность. А коль скоро не было халатности, то нет и ответственности.
Решительность его тона указывала на то, что на этом слушание кончилось. Райх поднялся первым. |