Когда наконец в середине июля я дозвонился до Адамса, чтобы поговорить с ним, я попросил его рассказать все, что он помнит о штурме вершины. Один из наиболее сильных клиентов, в тот день он был в числе первых, в течение всего восхождения то немного обгоняя меня, то отставая. Поскольку он производил впечатление человека с крепкой памятью, которому можно было доверять, мне было очень интересно узнать, совпадет ли его версия с моей собственной.

По его рассказу, значительно позже полудня, когда Адамс направился вниз с Балкона, с высоты 8413 метров, он еще видел меня, я был впереди, минутах в пятнадцати от него. Но я спускался быстрее Адамса и вскоре пропал из его поля зрения. Он рассказывает: «Когда я увидел тебя в следующий раз, было почти темно; ты пересекал Южную седловину в тридцати метрах от палаток. Я узнал тебя по твоему яркому красному пуховому костюму».

Вскоре после этого Адамс спустился на плоский выступ над крутым ледовым склоном, стоившим мне стольких неприятностей, и провалился в небольшую трещину. Он смог выбраться из нее без посторонней помощи, затем упал в другую, более глубокую трещину. «Лежа в этой трещине, я думал, что пришел конец, — вспоминает он. — Это продолжалось недолго, а затем мне удалось выбраться и из этой трещины. Когда я вылез наверх, все лицо мое было в снегу, который быстро превращался в лед. Потом слева от себя я увидел сидящего на льду человека. У него на лбу светился фонарь, и я пошел в его направлении. Ночь еще не наступила, но было так темно, что я не мог разглядеть палатки.

Итак, я подошел к этому парню и сказал: „Эй, где находятся палатки?“ — и этот парень, кто бы он ни был, указал мне направление. Тогда я сказал, что и сам так думал. Потом этот парень проговорил что-то вроде: „Будь осторожен. Склон здесь скользкий и круче, чем кажется. Нам следует сходить вниз и принести веревку и несколько шурупов для льда“. Я подумал: „Пропади все пропадом. Я ухожу отсюда“. Как только я сделал два или три шага, то упал и заскользил на животе вниз по льду, головой вперед. Во время скольжения мой ледоруб зацепился за что-то, меня развернуло, и я смог остановиться у подножия этого склона. Я поднялся и побрел к палатке. Это все, что я могу сообщить».

Когда Адамс описывал, как встретился с неизвестным альпинистом, а потом скользил вниз по льду, у меня пересохло во рту, а волосы на затылке встали дыбом. Когда он закончил свой рассказ, я спросил его: «Мартин, ты не думаешь, что тем парнем, которого ты там встретил, мог быть я?»

«Нет, — засмеялся он. — Я не знаю, кто это был, но определенно это был не ты». И тогда я рассказал ему о своей встрече с Энди Харрисом и об ужасном ряде совпадений: я столкнулся с Харрисом приблизительно в то же время, что и Адамс с тем парнем, и приблизительно в том же месте. Многое из диалога, который состоялся между мною и Харрисом, ужасно похоже на диалог между Адамсом и тем неизвестным. И затем Адамс скользил по льду вниз головой точно так же, как Харрис.

После нескольких минут разговора Адамс был убежден: «Так, значит, там, на ледяном склоне я говорил с тобой». Адамс изумленно признал, что он, должно быть, ошибался, считая, что видел, как я пересекал Южную седловину еще до наступления темноты. «Так это с тобой я говорил. И это означает, что Энди Харриса там вовсе не было. Ну и ну! Слушай, дружище, мне кажется, это дает какое-то объяснение твоему обману».

Я был ошеломлен. Два месяца я рассказывал людям, что Харрис сорвался с края Южной седловины и там нашел свою смерть, но оказалось, что все было не так. Моя ошибка доставила лишние страдания Фионе Макферсон, а также родителям Энди — Рону и Мэри Харрисам, его брату Дэвиду Харрису и многим друзьям Энди.

Энди был крупным мужчиной, ростом выше ста восьмидесяти сантиметров и весом около девяноста килограммов, он говорил отчетливо, с легким новозеландским акцентом; Мартин был по крайней мере на пятнадцать сантиметров ниже Энди, весил около шестидесяти килограммов и говорил по-техасски тягуче и гнусаво.