В 1980-е годы Фишер совершил много впечатляющих восхождений, снискавших ему нехитрую славу знаменитости местного масштаба, но известность в мировом альпинистском сообществе обходила его стороной. Несмотря на все свои усилия, Скотт был не в состоянии добиться такой прибыльной коммерческой спонсорской поддержки, которой пользовались некоторые из его более знаменитых коллег. Ему не давало покоя, что некоторые из этих известных альпинистов-профессионалов отказывались его признавать.

«Скотту было важно получить признание, — говорит Джейн Бромет, его рекламный агент, подруга и партнер по тренировкам, которая сопровождала экспедицию «Горного безумия» к базовому лагерю, посылая отчеты в интернетовский журнал «Outside online». — Он жаждал его всей душой. У него было уязвимое место, о котором большинство людей не подозревало: его просто бесило, что ему, такому опытному, бесстрашному альпинисту, не удавалось добиться более широкого признания. Он чувствовал себя ущемленным, и это причиняло ему боль».

К тому времени, когда весной 1996 года Фишер отправился в Непал, он начал получать гораздо большее признание, чем, по его мнению, он заслуживал. Во многом этому способствовало его восхождение на Эверест в 1994 году, совершенное без кислородной поддержки. Команда Фишера, которую окрестили как «Экспедиция защитников окружающей среды Сагарматхи», унесла с горы 5000 фунтов хлама, что пошло на пользу ландшафту и оказалось весьма выгодной рекламой. В январе 1996 года Фишер возглавил крупное благотворительное восхождение на Килиманджаро, высочайшую гору Африки, которое собрало полмиллиона долларов для благотворительной организации «Забота». В значительной степени благодаря «уборочной» экспедиции 1994 года и этому последнему благотворительному восхождению, к тому времени, как Фишер в 1996 году в очередной раз отправился на Эверест, о нем стали часто говорить в средствах массовой информации Сиэтла, и его карьера альпиниста быстро пошла в гору.

Журналисты постоянно спрашивали Фишера об опасностях, сопряженных с теми восхождениями, которые он совершил, и удивлялись, как ему удается совмещать альпинизм с ролью мужа и отца семейства. Фишер отвечал, что теперь он гораздо реже участвует в экспедициях, чем во времена беспечной юности, что он стал гораздо более осмотрительным, более консервативным альпинистом. В 1996 году, незадолго до отъезда на Эверест, он говорил писателю из Сиэтла Брюсу Баркотту: «Я на сто процентов уверен, что я вернусь… Моя жена на сто процентов уверена, что я вернусь. Она вообще за меня не беспокоится, когда я сопровождаю группу, потому что я во всем делаю правильный выбор. Я считаю, что если случается несчастье, то оно всегда происходит по вине человека. Именно это я и хочу исключить. В молодости у меня было много несчастных случаев при восхождениях. Можно найти множество причин, но, в конечном счете, все сводится к ошибке человека».

Несмотря на все заверения Фишера, его карьера странствующего альпиниста тяжело сказывалась на его семье. Он безумно любил своих детей и, находясь в Сиэтле, был необычайно заботливым отцом, но временами восхождения уводили его из дому на долгие месяцы. Он отсутствовал на семи из девяти дней рождения своего сына. Ко времени отъезда Скотта на Эверест в 1996 году, говорили некоторые его друзья, его брак фактически держался на волоске.

Но Джин Прайс была далека от того, чтобы списывать осложнения в отношениях с мужем на альпинизм. По ее словам, всеми своими неприятностями семейство Фишер-Прайс скорее обязано проблемам, возникшим у нее с ее начальником: став жертвой мнимого сексуального домогательства, Прайс в течение всего 1995 года была втянута в утомительный судебный процесс против компании «Аляскинские авиалинии». Хотя в конечном итоге дело решилось в ее пользу, судебное разбирательство оставило неприятный осадок и, кроме того, более чем на полгода лишило ее зарплаты.