Когда Фишер спросил об этом Нгаванга, тот признался, что чувствует себя плохо, с трудом держится на ногах и уже больше двух дней ему тяжело дышать, поэтому Фишер немедленно приказал ему спускаться к базовому лагерю. Но в культуре шерпов присутствует элемент «мачизма», поэтому многие мужчины с крайней неохотой признаются в плохом самочувствии. Считается, что шерпы не подвержены горной болезни, особенно выходцы из Ролвалинга, региона, знаменитого своими мужественными альпинистами. Те из них, кто заболел и, сверх того, откровенно в этом признался, зачастую попадают в черный список, и в дальнейшем их не нанимают для работы в экспедициях. Поэтому случилось так, что Нгаванг проигнорировал распоряжение Фишера и, вместо того чтобы идти вниз, пошел вверх, во второй лагерь, намереваясь провести там ночь.

Когда Нгаванг к вечеру добрел до палаток, он был в бредовом состоянии, спотыкался, словно пьяный, кашлял розовой, со сгустками крови пеной; все эти симптомы указывали на отек легких — таинственное заболевание, обычно со смертельным исходом, начинающееся, как правило, при подъеме на слишком большую высоту и в слишком быстром темпе, когда легкие наполняются жидкостью. Единственной действенной помощью при высокогорном отеке легких является быстрый спуск вниз; если жертва слишком долго остается на большой высоте, смертельный исход почти неизбежен.

В отличие от Холла, который настаивал на том, чтобы наша группа держалась вместе, под пристальным присмотром проводников, пока мы находимся выше базового лагеря, Фишер позволял своим клиентам во время периода акклиматизации ходить вверх-вниз по горе независимо друг от друга. В результате, когда стало понятно, что Нгаванг серьезно заболел, во втором лагере находились только четыре клиента Фишера: Дейл Круз, Пит Шенинг, Клев Шенинг и Тим Мэдсен — и ни одного проводника. Таким образом, ответственность за организацию спасения Нгаванга легла на плечи Клева Шенинга и Мэдсена — последний был тридцатитрехлетним лыжным патрульным из Эспена, штат Колорадо; он никогда не поднимался выше 4300 метров, и его уговорила присоединиться к этой экспедиции его подруга, ветеран Гималаев Шарлотта Фокс.

Когда я вошел в палатку-столовую Холла, доктор Маккензи говорила по радио с кем-то из второго лагеря: «Дай Нгавангу ацетазоламид, дексаметазон и десять миллиграммов нифедипина под язык… Да, я знаю, что рискую. Все равно дай… Сколько тебе говорить: он скорее умрет от отека легких, прежде чем мы сможем спустить его вниз, чем от того, что нифедипин понизит его давление до опасного уровня. Пожалуйста, доверься мне! И дай ему лекарства! Быстро!»

Но, видимо, не помогли ни лекарства, ни дополнительный кислород, ни помещение Нгаванга внутрь специальной надувной пластиковой камеры размером с гроб, в которой создавалось повышенное атмосферное давление — как на более низких высотах. Становилось темно, и поэтому Шенинг и Мэдсен начали осторожно спускать Нгаванга с горы, используя сдутую пластиковую камеру в качестве тобоггана, в то время как проводник Нил Бейдлман и команда шерпов поднимались с максимально возможной скоростью навстречу им из базового лагеря.

Бейдлман встретил Шенинга и Мэдсена с Нгавангом перед самым закатом солнца, близ вершины ледопада, и взял на себя операцию по спасению, разрешив Шенингу и Мэдсену вернуться во второй лагерь для акклиматизации. В легких у больного шерпа было так много жидкости, рассказывал Бейдлман, что «когда он дышал, звук был такой, словно кто-то потягивал через соломинку остатки молочного коктейля со дна стакана. На полпути вниз по ледопаду Нгаванг снял свою кислородную маску и вывернул ее, чтобы очистить от слизи впускной клапан. Когда он вытащил руки и я посветил фонарем на его перчатки, они были совершенно красными от крови, которую он откашлял в маску. Тогда я направил свет на его лицо — оно тоже было все в крови. Нгаванг поймал мой взгляд, и я увидел, как он был напуган, — продолжал Бейдлман.