Маргарет, догадываясь, что нужно немедленно отвлечься, прошла в столовую и стала составлять бокалы и рюмки на поднос. Неужели она так отчаянно влюбилась в Филипа?

Любовь это или нет, но какие-то сильные, неведомые ей раньше чувства она определенно испытывала. Причем осознавала возможные последствия своего увлечения, понимала, насколько это может быть опасно и губительно. Ко всем прочим ее комплексам добавился теперь еще и страх перед Нормой. Уж она-то постарается представить Маргарет на работе как этакую женщину-вамп, не соответствующую «высоким стандартам компании». Но ничего не поделаешь — ни один мужчина не волновал ее так, как Филип!

Она думала когда-то, что любит Майкла, но это была детская влюбленность, ничего общего не имеющая с чувством зрелой женщины. Это все равно, что сравнивать колеблющееся пламя спички с ярким солнечным светом.

А теперь она женщина, и ее отношение к Филипу сложнее, чем хотелось бы в данной ситуации.

Маргарет чувствует его физически, ей кажется, будто они связаны одной нитью. Вот сейчас, даже не поворачивая головы, она угадывает, где он точно находится в комнате, и чутье подскажет ей, если он незаметно приблизится…

Хорошо, что Пиппа затянула его в свои сети, убеждала себя Маргарет. Иначе пришлось бы с ним общаться. Так хоть она не наделает глупостей. Каких? Да могла бы выдать себя с головой, не в состоянии скрыть, что влюблена.

Маргарет предпочла бы сейчас уйти, придумав какое-нибудь оправдание, но ей не хотелось окончательно расстраивать Кэтти, которая и так не в меру обеспокоена ее разрывом с Эдвардом. Она считает, что подружка переживает, поэтому не даст ей спокойно покинуть вечеринку. Кэтти начнет успокаивать, говорить, что Эдвард не стоит ее, что все, что ни делается — к лучшему, и прочее, и прочее в том же духе… А Маргарет, чего доброго, не выдержит и расскажет всю правду о себе и Филипе.

Искушение поделиться с кем-нибудь своей бедой слишком велико. Она чувствует, что действительно хочет поговорить об этом человеке, даже ради того, чтобы лишний раз, произнести его имя. Может быть, выговорившись, она перестанет испытывать невыносимую душевную боль. Да, но как можно рассказать о нем, не вспомнив всего, что произошло пять лет назад?

Маргарет впала в отчаяние. Ей невыносимо захотелось домой, чтобы там, закрывшись в своей комнате, постепенно расслабиться и потихоньку уговорить себя прекратить эти добровольные мучения. Но ей все же пришлось остаться в гостях, общаться, отвечать на какие-то вопросы, слушать Кэтти, рассказывающую бесконечные истории о сыне.

Мэгги заставляла себя улыбаться, но подозревала, что на лице вместо доброжелательной улыбки застыла какая-то жуткая маска. Почему-то все время ей слышался голос Пиппы, казалось, та не замолкает ни на секунду.

В какой-то момент она увидела, что Пиппа стоит вплотную к Филипу, опираясь на его руку и заглядывая ему в глаза. Она прижималась грудью к его боку, что-то чуть слышно говорила, шевеля накрашенными губами. Филип поглядывал на нее с усмешкой и не пытался высвободиться.

Маргарет стало дурно. Ее затрясло не от ревности, а от отвращения, настолько гадко выглядело это наглое заигрывание.

Через минуту Ричард Джонс громко сказал, что им с женой пора идти, так как надо еще отпустить няню, которая сидит с детьми. Они ушли, и Маргарет почувствовала облегчение, расслабилась и перевела дух. Еще бы, не слышать эту бесстыжую ломаку, не видеть, как она липнет к Филипу.

Она подождала минут десять, потом заявила, что поедет домой. Кэтти убеждала ее остаться, с тревогой поглядывала на подругу и шептала:

— Меня очень беспокоит твое состояние. Останься, мы с тобой поговорим обо всем чуть позже… Хочешь?

Маргарет покачала головой.

— В другой раз, Кэтти. Я очень устала.

Майк услышал ее последние слова, рассмеялся, обнял Маргарет за плечи и сказал:

— Надеюсь, это не вина твоего нового босса? Не он ли тебя замучил на работе?

Девушка сделала вид, что ей тоже ужасно смешно.