– С чего вы решили?

– В студенчестве Гелечка вращалась в обществе так называемой «золотой молодежи». Демин был из них.

– А что скажете про Большакова? – спросила Анна.

– С этим жизнь обошлась не по-доброму, – ответил Савелий Павлович, но, передумав, поправился: – Хотя он сам во всем виноват.

– И в чем же заключалась его вина?

– Сергей Большаков – игрок.

– В карты? – спросила Анна.

– Карты, игровые автоматы, подпольные казино – все что угодно. Но Геля его ценила, считала, что Большаков – преданный человек. Нужно заметить, это качество она ценила в людях прежде всего. И, разумеется, сама была преданной. Неверной, но преданной. – Немного помолчав, он разочарованно добавил: – Хотя, если задуматься, в сущности, что такое физическая измена? Так, ерунда. Это как с дураком в очереди поговорить.

– Или выпить стакан воды, – проронила Анна, вкладывая в эти слова глубинное чувство вины.

– Геля всегда возвращалась ко мне, и я этим дорожил, – резюмировал Горский.

– Так что насчет Большакова?

– Он знал Гелю с юности, но никогда не переступал черты. Последние годы работал у нас водителем.

– Ангелина рассказывала вам про Артема Басова?

– Насколько я знаю, он был ее первой любовью. Иногда она упоминала о нем в разговоре с Хаустовым. Басов трагически погиб, и Геля долго его оплакивала. – Горский взял шляпу и, прощаясь, прижал к груди: – Очень на вас надеюсь.

В десять вечера Стерховой позвонил ее шеф, Юрий Алексеевич Савельев. Задав пару необязательных вопросов, он перешел к делу:

– Сегодня я получил заключение по останкам.

– Та-а-ак… – протянула Анна и резко села в постели.

– В представленных образцах – только Юлины кости.

– А как же детский скелет?!

– Это другое… – Начав говорить, Савельев вдруг замолчал.

– Что значит другое?

– К нам эти кости не имеют отношения. Это чужая девочка.

– Вы уверены?

– Дело не во мне, а в результатах экспертизы. Еще одна информация – скелет относительно свежий, ему от десяти до двенадцати лет.

– Возраст ребенка определили?

– Девочка была немного старше моей племянницы, года на два.

Немного помолчав, Стерхова заговорила, словно оправдываясь:

– Юрий Алексеевич, мы очень тщательно искали, сквозь сито землю просеивали.

Он задумчиво обронил:

– Кажется, ты чего-то не понимаешь. Тани там нет.

– Предполагаете, что она жива?

– Хотелось бы в это верить. – Савельев сказал это так, будто вот-вот заплачет.

– Когда перешлете мне результаты экспертизы? – спросила Анна.

– Распоряжусь, чтобы отправили как можно быстрее. Сканы перешлют в приемную урутинского отдела завтра. Спокойной ночи.

Разговор оставил неприятный осадок, как будто весь этот ужас случился только что, и было невыносимо ждать утра, чтобы найти информацию по скелету ребенка.

Переживая нечеловеческие терзания и вконец обнаглев, Стерхова позвонила Рябцеву:

– Иван Николаевич, мне снова нужна ваша помощь.

– Судя по времени, у вас что-то серьезное. Подождите, я выйду из спальни. – Спустя несколько секунд он разрешил: – Говорите.

– Прошу вас, припомните: лет десять назад возбуждалось дело по факту похищения или убийства ребенка?

– Лена Голованова, пяти лет.