Едва он подошел к сторожке, как из-за угла к нему рванулась громадная дворняга: оскалив желтые клыки, зарычала, сверкая глазами, грозя разнести в куски.

Федька вначале отпрянул, потом, растопырив пальцы, нахраписто пошел на собаку. Та зашлась лаем, взвизгнув, задом попятилась, отступила за дом, трусливо выглядывая оттуда на незнакомца.

Федька вошел в сторожку без стука, без приглашения. Дверь двинул плечом и ввалился в облаке морозного пара.

Хозяин стоял на коленях перед иконой Спасителя и молился:

— Пронеси, Господи, всяку беду и лихого человека мимо моей немощи и дома. Огради от греха и горя. Помоги мне…

Федька хотел накричать на сторожа, но, вспомнив о своем обещании Богу, стоял молча, прислонившись спиной к стене, ждал, когда хозяин кончит молиться.

Сторож оглянулся. Плечи его дрогнули. Отвернувшись от гостя, он поклонился иконе, стукнувшись лбом о пол, и, встав с колен, трудно охая, повернулся:

— Что надобно от меня в такой час? — С тенью плохо скрытого страха он смотрел на Федьку, щуря слезящиеся глаза.

— Ничего не надо. Дай только душе моей отогреться. Вконец закоченел от холода. Заблудился на погосте…

— Оно немудрено. Кладбище немалое. Вкруголя почти двадцать километров. И кто ж тут покоится у тебя? Родня, небось? — спросил сторож смелее.

— Нет никого, — буркнул гость и отвернулся.

— А чего ж ты пришел? Зачем? — удивился сторож.

— Надо было, — помрачнев, выдохнул Федька.

— Кто ж сам будешь? На что ночью по кладбищу бродишь? Иль убивец?

— Нет! Никого не убивал. Бог тому свидетель! — мотнул мужик кудлатой головой.

— Чего ж на погосте оставил в такой час? — подслеповато прищурился хозяин.

— Да кто его знает? Может, и мои тут имеются, — отмахнулся Федька и глянул на пламя, полыхавшее в печурке. Он и не приметил, как от макушки до пяток вздрогнул дед испуганно, поняв ответ гостя по-своему.

В это время в окно сторожки кто-то постучался. Собака радостно повизгивала, и старик обрадованно заспешил к двери, торопливо, настежь открыл дверь, и Федька услышал:

— Гость у меня. Приблудный. Может, поговоришь с ним?

В сторожку, скупо освещенную керосиновой лампой, шагнул человек, бегло оглядел Федора, поздоровался негромко; перекрестившись на икону, присел бесшумно к столу.

— Надолго к нам? — спросил Федьку так, словно знал его много лет.

Тот глянул на него и вместо резкого, грубого ответа, уже срывавшегося с языка, вздохнув, сказал:

— Сам не знаю. Как получится…

— Ночлег имеете?

— Нет, — признался Федор. И добавил: — Если б было, зачем здесь капать?

— Пойдемте со мной, — предложил вошедший. И, встав, даже не оглянулся на Федьку, пошел к двери, уверенный, что тот идет за ним.

Гость и впрямь покорно вышел из сторожки, двинулся следом, не оглядываясь.

— У меня немного удобнее будет, — услышал Федор и, обогнув церковь, вместе с человеком вскоре оказался в небольшой комнате, сумрачной, но теплой.

— Располагайтесь, — предложил хозяин и зажег свечу. — Это моя келья. Здесь обитаю. И Богу молюсь. За живых и усопших, — глянул на Федьку по-детски чистым взглядом.

Гость огляделся. На стенах кельи иконы. Строго смотрят на него, словно укоряя за непутевую жизнь и грехи, каких накопилось куда как больше, чем прожитых дней, а может, за неверие, за то, что лишь в тяжкие минуты обращался к Богу.