Изменить размер шрифта - +
Обрадовался несказанно. Но не предполагал, что лучше было бы отказаться, не увидеть портсигара.

— Выходи! — открылась дверь в машине, и Федька увидел обнесенный высоким забором двор, колючую проволоку, натянутую сверху, сторожевые вышки и громадных собак, стоявших наготове.

— За что? Тюрьма? — не верилось сосновцам.

— Нет! Во дворец вас доставили! — хохотнул белобрысый и подтолкнул зазевавшегося Костика: — Шуруй живо, мразь!

Сосновцев развели по разным камерам. По двое, трое, на подселение к ворам. Федька, будто нарочно, попал в одиночную камеру.

— Тебе повезло! Отдельный кабинет, — хохотал охранник.

Федька вошел в сырую темную камеру, куда со двора не пробивался ни единый луч света.

Он сел на грязные нары.

«Ничего, выяснят и через час, другой отпустят домой. На что мы им сдались? Кому-то нужно лес заготавливать», — успокоил он сам себя.

Но время шло, а его не вызывали. Никто и не думал отпускать Федьку, и тогда, потеряв терпение, он забарабанил кулаками в дверь:

— Сколько держать будете? Отпускайте! Чего томите? Я жаловаться буду! — кричал мужик.

— Кому? — ухмылялся в глазок охранник. И, послав сосновца так, что уши огнем вспыхнули, добавил: — Теперь не гоношись, пташка-канареечка! Попался? Отдыхай «на параше». Когда нужен станешь, вызовут. А колотиться будешь, вкинем. Мало не покажется…

Федька заходил по камере, измеряя ее шагами. Три — в длину, два — в ширину. По ней он ходил всю ночь.

Лишь через два дня вызвали его на допрос.

Федька бежал, опережая конвоира. Думал, что после допроса его сразу отпустят домой. Уж он бы не стал просить отвезти его обратно в машине. Пешком в Сосновку вернулся б… И сразу домой — к жене, матери…

Когда его ввели в кабинет, он сразу увидел на столе свой портсигар. Хотел взять, но следователь не велел. Назвал портсигар вещественным доказательством и предложил:

— Давайте начистоту выкладывайте все. Вам от того лучше будет. Признаете вину. Скажете, почему тайгу подожгли. И мы с вами распростимся. Отделаетесь сроком. Будете упорствовать, получите расстрел. Это я гарантирую! — откинулся на спинку стула, в упор разглядывая Федьку, лениво покуривая дорогую папиросу.

— Смеетесь надо мной? — не поверил мужик в услышанное. И заговорил возмущенно: — Да как нам без тайги? Она ж для нас и жизнь, и смерть! Бабы в ней грибы да ягоды, орехи и травы собирают. Дома из бревен ставим. Сушняк — на дрова. Она нам заработок дает. Да сами подумайте, помрет кто, и здесь доски на гроб лишь в лесу… Зачем же ее жечь? Это ж малахольным надо быть, чтоб самого себя обокрасть. Да знай мы, кто пожар учинил, ноги с жопы тому повыдирали бы! Не шутейно, сколько лесу сгубил. А я в тайге с детства работаю. Знаю, как себя в ней вести. И пожар не учиню. Никто с наших не поджигал ее. А портсигар потерял за неделю до пожара. Обронил по случайности, — говорил, думая, что следователь верит в каждое его слово.

— Значит, отказываетесь признать свою вину? Что ж, ваше дело. Следствие располагает и другими доказательствами, — усмехнулся криво следователь и полез в стол.

 

Глава 2

ЦЕНА МЕСТИ

 

«Нет-нет, отец Виктор советовал вспоминать хорошее, только светлое, чтобы боль скорее отпустила», — гнал Федька воспоминания.

Но в жизни, как в страшной сказке, добрым бывает лишь конец… Смерть добрее всех, обрывает заботы, муки и страдания, даря долгожданный покой. Вот только как ускорить, приблизить ее, долгожданную? Многие, не дожив до старости, жалеют о рождении, не зная, зачем на горести и муки появились на свет?

Катились слезы по лицу.

Быстрый переход