– Может быть…

Он заколебался, она снова обернулась и посмотрела на него.

– Почему ты никогда не пытался меня поцеловать? – спросила она.

Он удивленно взглянул на нее.

– Я… Джейни как-то меня об этом спросила. Не знаю. А если бы ты меня оттолкнула?

– А если бы нет?

Внезапно Саре пришла в голову невероятная мысль – неужели Джейни подстроила всю эту историю на башне только для того, чтобы заставить их поцеловаться? А если бы они этого не сделали? Застрелила бы она тогда Селкирка? Да нет, что за чепуха!

– Ред, а если бы в заложниках на башне оказался Уолт Половски, ты бы все равно полез на башню без оружия?

Он усмехнулся.

– Ну, может быть, не так резво.

Она рассмеялась.

– Но ты бы все равно это сделал. Правильно, всегда надо делать то, что следует, неважно, ради кого. Загляни ко мне сегодня часов в семь, у нас есть еще одно неоконченное дело. Я человек честный, обед за мной. Джейни обещала допустить меня на кухню. А пока… – Она кивнула на кларнет. – Это ты для красоты держишь или чтобы играть?

Ред посмотрел на кларнет.

– Дай-ка мне ля.

Она нажала на клавишу, Ред извлек ноту, нахмурился и покачал головой.

– На полтона выше, – заметила она.

– Знаю. Но у тебя нота тоже не совсем правильная. – Он подкрутил мундштук. – Попробуй еще.

– Так лучше. Что ты хотел сыграть? «Хай Сосайети»?

– Может быть, твой любимый? «Мэйпл-Лиф Рэг»?

– Я не знала, что ты его выучил.

– Я посмотрел ноты, но я хочу сыграть его по-твоему – на слух.

Она улыбнулась ему.

– Для тебя это довольно необычно.

– Да. Только прошу тебя, сначала сделай вот что. Сыграй его весь, чтобы я послушал.

Сара начала играть. Ред сидел, подавшись вперед и вслушиваясь в мелодию. Через минуту или две она сказала деловым тоном:

– В следующий вторник я встречаюсь с Деннисом.

Ред проворчал что-то невнятное.

– Судя по тому, что рассказывает Джереми, он сильно изменился за то время, что мы не виделись. Наверное, заключение так на него подействовало. Заложник со временем проникается любовью к тому, кто его захватил. Не знаю. Слушай внимательно этот переход.

Она сыграла его дважды, чтобы он мог запомнить. Она видела, что он беззвучно перебирает клапаны кларнета.

– Не знаю, – повторила она. – Возможно, он сам сделал выбор. Возможно, благодарность переросла во что-то другое, а возможно, этот Бернстайн имел в виду не просто насолить своим коллегам. А может быть, Деннису устроили промывание мозгов – запрограммировали его, как меня. – Она покачала головой. – Со мной, кажется, в жизни не было ничего ужаснее и никогда не будет. Сама мысль о рабстве для меня связана с такими ассоциациями, каких у тебя быть не может. А это самая последняя степень рабства – когда в рабстве не только тело, но и душа.

– Это нехорошо. Я этого не одобряю.

Она перестала играть.

– А чем это отличается от того, что делают «они» или Шестерка? Или от того, что ты собираешься заставить делать Ассоциацию? Это все равно управление, манипулирование. Одни это делают оптом, другие в розницу, но разве это так уж существенно?

Он отвел глаза.

– Не знаю. Раньше мне казалось, что да, но теперь я поумнел.

– Чем больше умнеешь, тем меньше знаешь. Или тем больше сомневаешься. Вот почему фанатики всегда добиваются своей цели. Они все знают наверняка.