Лиза тоже зажмурилась, когда вдохнула его запах, ощутила кожей горячее дыхание мужчины. И против всякого здравого смысла обняла Евгения, прильнула щекой к щеке. Сейчас же давно пережитая боль поднялась из глубин на поверхность, обнажилась, освежила раны на сердце. Глупо себя обманывать, она его любила, сильно любила. Первое время ждала, что он одумается, найдет ее, уж с такими то возможностями как у Соколова это была не проблема, да и она, в конце концов, не иголка в стоге сена. Но он не стал искать, предпочел забыть максимально быстро.

И в роддоме, как же ей было завидно смотреть на счастливых мамочек, к которым приходили мужья, брали на руки крохотные пищащие кульки, приносили вкусности, потом с цветами и воздушными шарами забирали своих любимых домой. А что было у нее? На перекладных с трудом добралась до роддома, рожала двенадцать часов из за слабой родовой деятельности, врачи уже пугали кесаревым, но все таки обошлось. Как родила, позвонила матери, похвалилась своим счастьем и хотела попросить кое чего из средств личной гигиены, в итоге услышала сухое: «Поздравляю» и «Извини, не могу. Парней не с кем оставить». Отец приехал на вторые сутки. Да, все привез и внука взял на руки, но разве это сравнится с тем, когда малыша берет его родной папа, когда целует жену и благодарит за ребенка?

– Что с тобой? – произнесла сдавленным голосом, стараясь всеми силами не разреветься.

– Ничего, – и нехотя поднял голову, – рука у тебя тяжелая, – затем отошел, – прости меня. Я не со зла все это сказал. Просто очень хочу тебя узнать, но ты не подпускаешь к себе. И ты права, возможно, я не одинок. Прости еще раз.

– Прощаю, – хотела было поднять вязанку, но он уверенно замотал головой.

– Даже не думай. Я сам.

Соколов испытал искренний стыд за свои слова. С другой стороны, вся эта ситуация, а главное, пощечина, отрезвили. Лиза права, у него может быть семья. Но что делать, если к этой одичавшей и озлобленной девушке тянет как магнитом? И это не проходящее ощущение, что он ее знает. В Лизе все кажется знакомым – взгляды, жесты, мимика, эмоции, запах. Поцелуй только доказал, насколько все сложно и запутано. Или он действительно принимает желаемое за действительное, а сейчас элементарно играет с огнем. Есть же еще и ребенок, к которому он невольно тянется сам.

А на улице совсем стемнело, температура ощутимо снизилась, из за чего изо рта пошел пар.

– Да уж, – посмотрел на затянутое тучами небо, – в тайге ночи тёмные, – и перевел взгляд на окно, в котором сидел Паша.

Мальчик, прижавшись ладошками к стеклу, пытался высмотреть маму. И сердце Соколова пропустило удар, стало физически больно, а потом эта боль засела пульсирующим сгустком в мозгу.

– Я подержу, – Лиза открыла дверь в дом.

Тотчас к ним подбежал Паша.

– Ты потему так долго? – уставился на мать с возмущением, руки деловито сложил на груди. – Там ведмеди могут утасить тебя.

– А я была не одна. Думаю, дядя бы смог отогнать медведя.

– Однозначно, – кивнул Соколов.

В ответ малыш с искренним недоверием посмотрел на мужчину:

– Ведмедя нельзя плогнать. Дядя влёт.

– Клянусь, – выпрямился Евгений, – сделал бы все, что в моих силах.

– Ты мне сову обесял. Вапсе то.

– Точно. Можем прямо сейчас приступить. Или нет? – покосился на Лизу, а щека машинально заныла.

– Можете, – и отправилась в ванную. Хотелось поскорее встать под горячую воду, хоть чуть чуть расслабиться. Последнее время она находится в постоянном напряжении, которое только нарастает с каждым днем. Когда же закончатся эти чертовы дожди!

А Соколов с Пашей расположились за кухонным столом, обложились всем необходимым.