Верно также и то, что отдельные германские земли всё еще случайное происхождение привязывают к бывшим оккупационным зонам, что пора бы наконец произвести недвусмысленно предусмотренные Основным Законом землеустройство и новое разграничение, и что повсеместно разделение например в школьном образовании или в криминальной полиции может привести к досадным неприятностям и к недоступности информации. Однако как раз эта последняя упомянутая опасность принесла в конституционную действительность учреждения, у которых возможно ещё может быть большое будущее — не только для Федеративной республики, но и для Германии в целом.

Я думаю о постоянных конференциях министров федеральных земель, конференциях по делам религий, министров внутренних дел и финансов, об учреждениях, которые не предвидел Основной Закон, которые однако оказались безусловно необходимыми и сегодня без них нельзя себе представить германской конституционной действительности. Они были безусловно необходимы, поскольку добивались только лишь определённого единообразия и координация во всем множестве областей, которые Основной Закон вывел за рамки компетенции федерации и передал федеральным землям для самостоятельного урегулирования. Федеральные власти не могут вмешиваться в управление этими вещами; и если они не должны развиваться в безнадёжно различных направлениях, то земли должны сами взять дело в свои руки и от случая к случаю на добровольной основе объединяться в вопросах определенных урегулирований. Таким образом, в определённой степени рядом с Федеративной республикой совершенно в тишине на той же территории образовалось нечто вроде неформального союза германских земель — свободный союз государств рядом с жёстко очерченным федеральным государством, объединение земель, у которого нет никакой власти над его членами, который однако предотвращает жизнь врозь. И кто не думает, когда он слышит такие определения, невольно о разделе Германии и о возможностях её будущего преодоления?

Я не хочу здесь напоследок сердито поднимать всю болезненную проблематику, которая связана с терминами «воссоединение» и «заповедь воссоединения». Если вместе с федеральным конституционным судом к преамбуле Основного Закона добавляют не только риторическое, но и юридически обязывающее значение — тогда здесь без сомнения зияет глубочайшее — единственное действительно глубокое — противоречие между конституционными притязаниями и конституционной действительностью. И именно это — горький парадокс — как раз есть чрезвычайная скромность их конституционных притязаний, которая сыграла злую шутку с отцами Основного Закона. Ведь они вовсе не хотели выковывать конституцию, ничего длительного и прочного, только лишь переходной устав, только лишь вспомогательное уложение для текущего дня и часа. Они не хотели основания западногерманского государства, которое неминуемо должно было потянуть за собой образование восточногерманского. Отсюда все эти клятвенные слова преамбулы Основного Закона о переходном времени, о содействии для тех, в совместном действии с которыми было отказано, о приглашении ко всему германскому народу в свободном самоопределении завершить единение и свободу Германии. В качестве разъяснения воли и намерений это всё имеет сомнительную прямоту. Однако что всегда было волей и намерением составителей Основного Закона: чего они не желали и чего не намеревались, именно это они совершили, и сделали они это лишь очень хорошо, лишь очень основательно.

Основной Закон оказался гораздо лучше, гораздо более долговечным, чем этого хотели его авторы, и естественно со вступлением его в силу в жизнь вошло западногерманское государство, основатели которого не хотели его существования, однако ликвидации которого более не может представить себе никто из его граждан, не говоря уже о том, чтобы желать такого. Равным образом естественно «те немцы, в совместном действии с которыми было отказано», должны были на основании этого идти другим путём, и вследствие этого волей–неволей создали своё собственное, весьма непохожее государство.