|
Филипп в это время рассматривал оставшуюся непостижимым образом невредимой часть фюзеляжа, где их, должно быть, бросило друг на друга в момент удара. Невероятно! Но ведь это еще один повод: раз их троих уберегла судьба, такую ситуацию надо использовать до конца. «Марилена, — подумал он, — если ты не будешь вести себя как дура, клянусь, наша жизнь изменится».
Проснувшись, Марилена почувствовала себя гораздо лучше. Немного болело только в затылке. Она зевнула и вздрогнула — кто-то взял ее за руку. Повернув голову, она увидела Филиппа. — Ах! Это ты!.. Давно здесь? — Полчаса. Уже темно. Включить свет? — Мне и так хорошо… Ты ранен? — Царапина. Пустяк. — Я знаю… о Симоне. — Кто тебе сказал? — Врач… Бедная Симона! — Ты называла ее имя?.. Это важно… Сейчас объясню… — Вроде бы нет… Нет… Я просто спросила, не ранена ли моя кузина. — Уверена, что сказала просто «кузина»? — Зачем все эти тайны? Что от этого меняется?.. Кузина или Симона? Филипп встал, подошел к двери, открыл ее и посмотрел в коридор, потом вернулся, снова сел, пододвинулся к Марилене совсем близко. — Дело касается твоего дяди, — еле слышно проговорил он. — Я тебя не утомляю?.. Можно продолжать? — Конечно. С ним что-нибудь случилось? — В определенном смысле — да. В катастрофе он не пострадал, во всяком случае физически. Но он считает, что Симона не погибла. Вспомни: голова у него и так была уже не совсем в порядке. А теперь стало хуже. Он уверен, что ты Симона. И мне не хочется его разубеждать. Марилена погладила щеку мужа. — Ты правильно поступил, дорогой. При его состоянии так лучше. Правда доконала бы его. — Это так… Но ты представляешь себе, что произойдет дальше? — Что дальше? — В присутствии твоего лечащего врача, санитаров я был вынужден вести себя так, как будто ты Симона. — Не понимаю. — Подумай же немного. Ты не можешь быть Симоной для него и Мариленой Оссель для всех остальных. Неизбежно произойдет какая-нибудь оплошность, кто-нибудь проболтается, или же мне придется постоянно находиться рядом с дядей, чтобы предупреждать всех тех, кто захочет поговорить с ним. Марилена приподнялась на подушке. — И что ж… мне надо будет называть его папой… ухаживать за ним, словно я его дочь… — Разве это так трудно? — Не знаю… Все это так странно… Но если я его дочь, то кем ты мне приходишься? — Зятем… Вот почему я обращался к тебе на «вы» перед посторонними. Мне тоже вначале все это показалось странным. Теперь, понимаешь, ты — Симона, а я вдовец. — Но это же глупо! — Боюсь, что да. Но я не мог поступить иначе. Ты находилась в бессознательном состоянии, в шоке. Со мной все случилось по-другому… Начнем с того, что я узнал тебя, когда тебя несли на носилках, и сразу же успокоился… Потом к моей кровати подошел твой дядя… Он выглядел совершенно растерянным. Он не мог оставаться на одном месте. Все время повторял: «Симона ранена… Симона ранена. Симона…» Я ему, естественно, поверил… А потом увидел, как, сидя у твоего изголовья, он называет тебя Симоной. И все понял. Но было бы преступно… — Бедный Филипп!.. А меня? Он меня не искал? — Нет. Он уже ничего не соображает. Даже увидев меня, он поначалу не очень-то разобрался, кто перед ним. |
