Надо немедленно избавиться от нее и от писем Ролана к Симоне… Она разорвала письма, подержала немного медаль в руке, не решаясь бросить ее в мусорное ведро, как ничтожный кусок обычного металла. Ладно, она отошлет ее Ролану почтой. Он поймет. Остался еще один час… Она мысленно строила фразы: «Филипп, я должна с тобой серьезно поговорить…»; «Филипп, ты совершил ошибку, оставив меня одну…»; «Филипп, случилось что-то ужасное…». Но ведь Филипп не знает о существовании Ролана. Ей придется рассказать ему все, начиная с посещения мэрии и кончая безуспешными попытками уговорить Ролана развестись. Но у нее никогда не хватит сил дойти до конца своей истории. А если отложить разговор на потом? Если остаться в постели? Ведь она больна. Недаром же врач выписал рецепт. Она выиграет несколько дней, подождет подходящего момента… Она садилась то в одно кресло, то в другое, привычно бросая взгляд на кровать, где дремал дядя. Марию она отпустила на весь день. Их ссору никто не услышит.
По мере того как шло время, ее возбуждение все возрастало. Она ходила от своей комнаты к прихожей и, стоя за дверью, прислушивалась к передвижению лифта. Еще рано, но если дорога свободна, то такси может приехать сюда с минуты на минуту, а она не приняла никакого решения. Она была уверена только в одном: она поговорит с ним! Филиппу тоже придется взять на себя ношу. И нести за двоих. Для этого он и существует.
Она наблюдала за улицей из окон гостиной, когда Филипп с шумом открыл входную дверь и бросил чемодан на пол.
— Эй! Это я!.. Симона! Ты дома?
В этот момент ее как будто озарило, что он стал чужим для нее человеком. Столько угрызений совести из-за ничего! Как все это глупо. Она подошла к нему, подставила щеку.
— Я ждал тебя в аэропорту, — сказал он. — Ты больна?
— Просто устала… Все хорошо?
— Прекрасно. Уладил там все дела… Как наш старик?
— Плохо. Приходил врач… Думает, что скоро конец.
— Ну ладно… Я бы чего-нибудь поел.
— Марии нет.
— Обойдемся без нее.
Он прошел в кухню, открыл холодильник, достал разрезанную на куски курицу и бутылку белого вина. Он производил обычные для мужчины шумы: передвигал посуду, мыл руки, наполнял комнату своим присутствием, и она уже не слушала, что он говорит… дом продан… он разругался с компанией… Она смотрела на его волосатые руки, широкую спину. Хотелось сделать ему больно. Он сел за стол. Он грыз куриную ножку, которую держал перед ртом, словно зубную щетку.
— Видела бы их рожи, когда я заявил об уходе.
Он не замечал, что глаза у нее покраснели от бессонницы, а лицо осунулось от отчаяния.
— Я хотела поговорить с тобой о Ролане, — тихо произнесла она.
— О Ролане?
— Да, о муже Симоны. Симона была замужем. Я узнала это из свидетельства о рождении.
Она думала, что эта новость сразит его. Но он просто удивился, не переставая жевать ни на минуту. Она нанесла новый удар.
— Я с ним встретилась.
На этот раз он положил ножку на тарелку и скрестил руки.
— Что все это значит?
Теперь уже она пришла в ярость, сжав руками спинку стула, как оградительный поручень.
— По твоей вине, — закричала она, — из-за этой дурацкой затеи я оказалась замужем!
Чтобы добить его, она добавила:
— Если хочешь знать, я переспала с ним. В конце концов, я имею на это право.
Ну вот! Дело сделано. Она освободилась, но все произошло не так, как она предполагала. Филипп долго вытирал рот полотенцем, и молчание становилось невыносимым.
— Я в курсе, — проговорил он наконец. |