— Хочешь сесть у иллюминатора? — спросил Филипп.

У Марилены нет никаких желаний, никаких стремлений, ей теперь все равно. Очень жарко. Она немного задыхается. Сиденье узкое. Колени неуклюже упираются в спинку переднего сиденья. Она пытается усесться поудобнее. Потом у нее пропало желание двигаться. Она пристегнула ремень и закрыла глаза. Если бы было можно сразу заснуть и проснуться в Париже… Она понимает, что это смешно, что она ведет себя как ребенок. Но она также знает, что животных охватывает страх задолго до землетрясения, а ей сейчас страшно. Когда заработали двигатели, она вся сжалась, впилась руками в подлокотники. Из громкоговорителя лился приятный невозмутимый женский голос. Она не слушала, замкнулась в себе. Мощная машина сдвинулась с места, медленно поехала, шум моторов сделался еще более резким. Под колесами проносились стыки бетонных плит.

— Ну как дела? — спросил Филипп.

Его голос доносился как бы издалека. Марилена не ответила. Шум еще больше усилился. Кресла начали трястись. «Боинг» наконец оторвался от земли. Марилена помимо своей воли приоткрыла глаза и увидела через иллюминатор, как убегает, исчезает взлетная полоса. От мощного подъема свело желудок.

— Видишь, — сказал Филипп, — совсем не страшно. И это при том, что у нашего пилота не совсем легкая рука.

Марилена немного осмелела и глубоко вздохнула.

— Если хочешь, отстегни ремень. До Диего-Суареса можно ни о чем не думать.

Марилена уселась поудобнее, машинально поправила прическу, скрестила ноги. Она возвращалась к жизни. Командир корабля поприветствовал пассажиров, сообщил о деталях полета, о температуре за бортом, причем все это говорилось домашним, благодушным тоном. Марилене захотелось обозвать себя дурой. Она понемногу освобождалась от страха, но все же он полностью не исчез, ведь ее не покидало острое чувство, что она висит над бездной, что под ногами пустота. При малейшем покачивании она опять замкнется в себе. Филипп направил на нее вентилятор. Теперь ей стало лучше, лоб и щеки освежает воздушная струя.

— Как дядя? — спросила она.

Филипп встал, наклонился над стариком.

— Вроде заснул… Хочешь чего-нибудь выпить?

По проходу, толкая перед собой тележку, приближалась вторая стюардесса, высокая элегантная блондинка. Обстановка вполне умиротворяющая. Приятно вдруг почувствовать жажду, почувствовать себя как раньше. Испытать радостное ощущение выздоровления.

— Фруктовый сок, пожалуйста.

Филипп и Симона взяли виски. Пассажиры начали вставать с мест, подходить друг к другу.

— Там впереди — это не Фортье? — спросила Симона. — Я с ними здесь еще не виделась.

С бокалом в руке она пошла по проходу. Если бы не Фортье, возможно, все повернулось бы иначе. Эта мысль будет преследовать Марилену бесконечно долго. Рядом с ними нашлось свободное место, и Симона заняла его. Теперь она сидела метрах в десяти от Марилены, может, чуть ближе, и между ними пролегла как бы граница, линия, которая вскорости разделит их на живых и мертвых. Филипп закурил сигарету, отдал свой бокал стюардессе.

— Как зовут командира корабля? — спросил он. — Я не расслышал.

— Ларгье.

— А штурмана?

— Мериваль.

— Поль? Поль Мериваль?.. Я же хорошо его знаю. Пойду поздороваюсь.

— Посиди немного со мной, — попросила Марилена.

— Я быстро. Тебе нечего волноваться, черт возьми!

Уверенным шагом он направился к носу самолета. Марилена следила за ним глазами, вот он исчез за таинственной дверью, за которой располагалось неведомо что: рычаги, ручки, циферблаты, кнопки, клавиши, на большее у нее не хватало воображения.