Хартум бросился на обидчика, схватил его за ворот рубашки.

— Ну-ка, объясни, что ты хочешь сказать?

— Как будто ты не знаешь… Все знают, хи-хи, а он один не знает!..

— Все? — Не отпуская парня, Хартум стал спрашивать, показывая пальцем на ребят: — Ты знаешь?

— Нет.

— Ты?

— Нет.

— Видишь, никто не знает… Говори, что ж ты молчишь?

— Отпусти рубашку, порвешь!

— Нечего тебе сказать!.. Ты просто лгун! — Хартум отпустил его.

Парень отбежал и остановился:

— И скажу. Думаешь, люди не знают, зачем у вас живет учитель? Это твоя мать отца твоего хочет забыть! — И, засмеявшись, он скрылся за сельмагом.

Хартум остолбенел. Такого удара он не ожидал… А друзья-сверстники стали молча расходиться, будто они его тоже презирали.

Ошеломленный, униженный, Хартум ушел далеко за аул и дотемна просидел там.

— Неужели это правда? — шептал он. — Какой позор…

Потом он долго стоял, прижавшись спиной к забору, с острым камнем в руке. Он знал, что учитель обычно проходит именно по этому узкому проулку. Тот самый Хартум, который не понимал, как это можно убить человека, сейчас готов был сделаться убийцей.

Из укрытия он видел окна учительской. Вот в них погас свет. Хартум услышал шаги идущего. Каменными ступенями уходил вниз проулок, ступеньки были мокрые от дождя, и человек шел осторожно.

Хартум затаил дыхание, сильнее стиснул камень в руке… А шаги учителя все ближе, ближе. Вот он сам — худой и сутулый, как всегда задумчивый; привыкшие к темноте глаза Хартума хорошо видели его. Учитель поравнялся с ним, потом спустился ниже на одну ступеньку, на вторую, на третью. Хартум теперь был выше на три ступеньки. Пора…

Учитель вдруг поскользнулся и упал, стон вырвался у него из груди. Хартум выронил камень и застыл в растерянности. Первая мысль была — бежать. Но зачем? Ведь он не ударил Хасбулата, тот сам упал…

Хартум нерешительно подошел ближе. Ему стало жаль учителя — тот лежал, не двигаясь, вокруг были рассыпаны книги и тетради, шапка слетела с головы.

— Учитель, учитель! — позвал Хартум, но Хасбулат в ответ только застонал…

Целый месяц учитель лежал в постели. Он ударился затылком о камень, рана была нелегкая, много крови потерял Хасбулат.

А Хартум думал: это какая-то сила предотвратила самое страшное несчастье… Он стал еще более замкнутым, не задерживался больше на улице с ребятами, не играл в «Кур-базар».

Однажды, не сумев пересилить себя, буркнул матери:

— Зачем он у нас живет?

— Учитель, что ли? Да что с тобой, сын мой, не узнаю я тебя последнее время!..

— Пусть перейдет к другим.

— Ты же сам говорил: пусть у нас живет. Может, он тебя обидел? Что он плохого сделал тебе? Почему ты не разговариваешь с ним?

— А что, он пожаловался?

— У меня свои глаза есть, я же вижу. Что-то с тобой происходит, сынок, ты мне не говоришь. — Рабият запричитала: — А я-то думала, отца не стало, так сын есть, он станет подмогой!

— Отец во мне, мама, и ты не забывай его!

— Да поглотит земля того, кто его забудет! Я все ночи зову его и плачу, горе великое, а ты… — Мать не выдержала, заплакала. — Как ты можешь…

— Во мне память отца, и чести его я хранитель! — выкрикнул Хартум. — Я, я! — Он сжался в углу комнаты.

Мать замолчала. Затем подошла к нему, тихо села рядом.