Сокол подсел и наябедничал:

– Серега хвастает, что обдурил тебя. Твоя финка – настоящий ЧЕРНЫЙ НОЖ РАЗВЕДЧИКА!

Именно так, с придыханием и восторгом в глазах. То, что железо никакое и клейма нет, не важно. Главное, назвать и самому в это поверить.

– Значит, я лоханулся. Что делать? Бывает. Зато отчим финку не выбросил.

Жека ожидал другой реакции. Нет! На провокацию не поддамся, пусть думают, что надули.

По приходе в контору меня окликнул дядя Витя. Мой складень лежит у него на столе. Очищенный, смазанный, заточенный до остроты бритвы.

– Хорош! – оценил мастер, а в ответ на благодарности бросил: – Спасибо не булькает! – и выдал кусок линя с карабинами на концах, чтобы прикрепить один к антабке ножа, другой к шлёвке брюк.

Затем Зинаида Петровна повела на склад, где выдала спецодежду, мне по должности слесаря положено. Для работы внутри помещения – синий халат, черные хлопчатобумажные рабочие брюки с множеством карманов, такая же куртка, грубые кирзовые ботинки на шнурках. Для наружных работ – суконная шапка-ушанка, меховые рукавицы, валенки с галошами и ватная телогрейка. Зачем? Ладно халат, остальное я носить не буду. Однако положено, вот и выдали. Шмотки чуть великоваты, хотя искались маленькие размеры. Не дорос пока до взрослых кондиций. Рост относительно нормальный, но я слишком тощий.

Со стопкой спецодежды наконец удалось добраться до своего рабочего места – просторной комнаты с кульманом, длинным столом и эпидиаскопом для проецирования картинок. Стеллаж, пара табуреток, дерматиновый топчан и шкафы стоят по стенам.

Прошлого художника выперли в октябре. Как мне насплетничала добрейшая Зинаида Петровна, Марк Аркадьевич лично засек пьяного Володеньку чуть не лежащим на Симочке, работнице из пекарни, к которой заведующий был сам неравнодушен. Злодея изгнали за час. Сейчас он мыкается при клубе. Чтобы заработать, халтурит – рисует портреты на заказ и даже делает наколки «разным уголовникам».

Моя сентенция, что из душевных романтиков выходят законченные алкоголики, была принята и одобрена. Однако опытная женщина настойчиво посоветовала «не позволять себе» на работе.

Ну не знаю, каким человеком был художник, но наследство оставил шикарное. Самодельные шаблоны букв аж семи размеров, от сантиметра до двадцати. Заготовки стенгазет к любым праздникам на пару лет вперед. Библиотечка «В помощь художнику-оформителю сельского клуба» с заложенными закладками на полезных страницах. Краски, кисти, перья, ватман, холсты на рамах не в счет. Около сотни загрунтованных фанерок одного размера для табличек на дверь и чуть меньше накладок на них из оргстекла. Имущество аккуратно разложено и хранится в образцовом порядке, лишь немного запылилось.

В отдельной тумбочке лежат личные вещи прошлого хозяина кабинета. Три застиранных синих халата, пакет черно-белых фотографий самого непристойного содержания, коробка с десятком презервативов, три бутылки питьевого спирта, картонный ящик с двадцатью плоскими фляжками по 0,33 литра поганого трехзвездочного коньяка и, венец этого собрания, коллекция из четырех женских трусиков. Эстет – он и на Севере эстет. Однако трусики придется тишком выкинуть сегодня же. Не поймут люди, если найдут их в моих вещах. До матери дойдет, она себе такого напридумывает! Верняк скандал устроит.

Завернув одну из фляжек в старую газету, вернулся в мастерскую.

– Я же пошутил, – сказал дядя Витя, внимательно разглядывая презент, но, чтобы меня не обидеть, принял его.

Среди заготовок я выбрал ватманский лист с первомайской темой. На плакате пришлось подправить лишь чуть размазанную краску на лозунге. Подкраской и занялся.