Плеханова, является гораздо более почтенной и серьезной, нежели естествознание.

Магический способ познания, уверяют нас оккультисты, превосходит научный в том, что магические действия могут открывать человеку не просто научные знания, которые, как известно, всегда относительны и неполны, но и абсолютные истины.

Заметим, что мистика, как понятие, в отличие от ее широкого толкования, часто так и определяется: это возможность непосредственного общения человека со сверхъестественными силами, общения, которое дает нам сверхопытное и сверхчувственное познание. Другими словами, такое объяснение имеет отношение к самой практике мистических связей с потусторонним миром, а эта практика предполагает подавление, отключение нашего сознания, приведение человека в состояние транса и озарения (такие состояния, кстати, уже давно объяснены наукой как самогипноз).

Естественно, что, понося материалистическое знание, жрецы оккультных "наук"

берут на свое вооружение те явления и загадки человеческой психики, которые еще недостаточно исследованы естествознанием; мистики дают свое объяснение и гипотезе о космических пришельцах, и неопознанным летающим объектам, да и любому другому природному феномену, который еще остается загадочным для науки, нуждается в изучении.

Небезынтересно посмотреть, как относились и относятся к вневероисповедной мистике "ревнители истинной веры", руководители церкви, богословы. В разные времена бывало по-разному. Так, в средние века католическая церковь вела жесточайшую борьбу со всеми, кто хотя бы в малейшей степени подозревался в отходе от "священного писания". Среди таких людей-еретиков были и приверженцы магии: колдуны, ворожеи, маги. Всех их церковь отправляла на костер.

На тех же позициях стояло наше православие. В 1551 году так называемый Стоглавый собор Русской православной церкви потребовал от церковнослужителей неукоснительно бороться с "волхвованием и чародейством", со всеми, кто причастен к вневероисповедной мистике. И обоснование этому было найдено в Библии. Во Второзаконии сказано: "Не должен находиться у тебя проводящий сына своего или дочь свою через огонь, прорицатель, гадатель, ворожея, чародей, обаятель, вызывающий духов, волшебник и вопрошающий мертвых. Ибо мерзок пред Господом всякий, делающий это..." (гл. 18, ст. 10 - 12).

Но вот прошло время, и в нашем веке церковные иерархи стараются даже не вспоминать о том, сколь нелестную оценку дает их священная книга представителям вневероисповедной мистики. Почему? Да по той очевидной причине, что религия и церковь все больше нуждаются в обновлении, в новых формах и в новых идеях. От прежней нетерпимости, враждебности "князей" церкви к мистикам не осталось практически ничего. Церковники видят ныне в мистицизме надежного союзника в борьбе против научного атеизма. Православные богословы, например, все чаще обращаются ныне к философам-мистикам конца XIX и начала XX века В. Соловьеву, Н.

Бердяеву, Л. Карсавину, соглашаясь с тем, что сердцем религии является мистика, что ее следует рассматривать как "горячую и животрепещущую кровь в холодных и мертвых сосудах рационализма". Вспомнили они и П. Светлова, который писал в прошлом веке: "Мистицизм великие услуги должен будет оказать для богословской мысли". Что ж, все идет к тому, что этот философ-мистик прав... Мистика и религия теперь добрые соседи, готовые прийти на помощь друг другу в защите своих идейных крепостей.

Мистика, если говорить о ней в глобальном масштабе, переживает ныне своеобразный расцвет. Возрождаются из небытия самые дикие суеверия прошедших веков; на фоне разительных достижений науки и техники они выглядят даже не анахронизмом, а массовым помешательством.