– Ну, что у нас случилось? – просюсюкал Роман, сползая по стене на корточки.

– Морозов! – рявкнул Дубинин. – Ты где шляешься? И что за тон? Ты что, обкурился? Сколько я буду ждать?

Роман только мигал, поднимаясь с каждым словом все выше. Умел подполковник к жизни вернуть. Поди, в армии был тем еще зверем сержантом.

– Морозов? Ты чего молчишь?

– Так слушаю…

– Хорошо, хоть слушаешь, – уже спокойнее сказал Дубинин.

Вообще, куратор капитана Морозова был человек сдержанный, порой даже слишком. Повышение тона в обращении с подчиненным он позволял себе только в двух случаях: когда подчиненный забывал, что он подчиненный, и когда подчиненный забывал, что служба стоит несколько впереди всего остального.

Сейчас, похоже, был второй случай. И хотя Роман о службе не забывал никогда, на этот раз он должен был признать, что попытался отодвинуть ее на второй план, чего делать ни в коем случае не стоило. Ибо Контора не прощала манкирование собой даже в микроскопической степени.

Роман моргнул в последний раз и окончательно проснулся.

– Что то случилось?

Дубинин вздохнул.

– А ты как думаешь?

– Думай лучше ты, подполковник, – попросил Роман, беря сигареты с телефонной полки.

– Опять прожигал жизнь? – почти сочувственно спросил Дубинин.

– Познавал, подполковник, познавал.

– Водка, бабы, казино?

– Коньяк, вообще то…

– Ну, извини, ошибся.

Роман закурил. В голове прояснялось. Было уже понятно, что Дубинин звонит не обычной проверки ради. Длинные вступления вообще не в его стиле. Обычно за ними что то кроется. Хитрый куратор как бы прощупывал подчиненного перед тем, как сообщить ему главную новость. То есть мог бы и не сообщать, если бы понял, что с подчиненным что то не так. Какие именно приметы говорили ему, что «не так», понять было невозможно. Наука, как никак, не каждому дано.

– Ты как там, в форме?

Роман запоздало оглядел себя.

Хорошо еще, что в трусах. А то в полном неглиже разговаривать с начальством как то негоже.

– Практически без.

– Морозов!

– Да в порядке я, подполковник.

Роман с хрустом потянулся, выпустил самоварную струю дыма. В затылке тупо заныло, но он прижался к холодной стене и стало полегче.

Не надо было вчера пить после коньяка шампанское. Хлебнул сдуру под выигрыш, вот и получи.

Тут вспомнилось такое, что сразу омрачило и без того не лучезарно начавшийся день.

– Жду тебя через час, – сухо сообщил Дубинин.

– Что?

– Елки палки, ты каким местом слушаешь? – снова начал накаляться куратор.

– Виноват, товарищ подполковник. Теперь тем.

– Морозов, еще одна такая шутка, и я тебя сгною на периферии, – мрачно пообещал Дубинин.

– С кем же тогда вы будете вспоминать молодость?

– С твоим сменщиком.

В голосе подполковника появилась настоящая угроза, и Роман понял, что пора остановиться. Можно было делать все, что угодно: уходить в загул, позорить ряды ГРУ, являться на доклад небритым, даже открывать ногой дверь в кабинет генерала Слепцова, начальника отдела, но только не доводить личные отношения с Дубининым до опасной черты.

– Все, товарищ подполковник, через час буду.

– Так то лучше, – проворчал Дубинин и немедленно дал отбой, чтобы не вводить подчиненного в искушение надерзить ему еще раз.

Знал подполковник людей, ох, знал. Ибо Роман был зол, как сто чертей. Пробуждение придало его мыслям ретроспективное направление, и он с отвращение к себе и ко всему миру вспомнил, что вчера, после выпитого за выигрыш шампанского, он не только проиграл этот самый выигрыш, но и спустил все, что было у него в карманах и даже на кредитной карточке.