Одна. Несчастная старушка не могла пошевелить ни рукой, ни ногой и в конце концов умерла от голода… Последняя мысль показалась Энн особенно омерзительной, и она передернула плечами, словно пытаясь избавиться от неприятной картины, возникшей в ее голове.
Наконец дверь подалась, и на Энн пахнуло затхлым воздухом нежилого помещения. Пахло мышиным пометом, влажной пылью и какими-то лекарствами.
В целом внутреннее убранство дома было таким, каким Энн себе и представляла жилище одинокой старой женщины. Старомодные чехлы на стульях с круглыми сиденьями и кривыми ножками. Массивный бронзовый подсвечник на деревянном столе. Пожелтевшие от времени черно-белые фотокарточки да патефон были, пожалуй, самыми заметными атрибутами. Энн перевела взгляд в самый темный угол и едва не лишилась чувств.
Над камином красовался огромный поясной портрет женщины. Красива ли она была? Больше да, чем нет. Длинные черные волосы и жгуче-карие глаза, бесстрашно смотрящие вперед, резко контрастировали с белой фарфоровой кожей. Однако красота изображенной на портрете дамы была холодной и пугающей, словно причудливый узор змеиной кожи. Энн узнала ее. Та самая женщина из ее ночного кошмара, от одного взгляда которой Энн едва не умерла от ужаса. Тогда, во сне, она не могла разглядеть черты лица незнакомки, но теперь готова была поклясться, что женщина уже приходила к ней ночью. В висках гулко пульсировала кровь. Во рту появился неприятный металлический привкус, предвестник обморока. Энн вдруг испугалась, что если повернется спиной к портрету, то женщина набросится на нее и задушит. Да-да, именно задушит! Тем самым белым капроновым шарфиком, который кокетливо спадал с ее плеча. Стараясь не поддаваться панике, Энн жалостливо спросила в пустоту:
– Здесь есть кто-нибудь? Мистер Эванс, я Энн Рэдфорд.
Нужно выбираться отсюда как можно скорее, решила она, пятясь к входной двери. Споткнувшись о низкий пуфик, Энн едва удержалась на ногах и с чувством чертыхнулась. Ей снова, как и в ночном кошмаре, захотелось домой, в нежные объятия тети Долли. Какой же она была идиоткой утром! Обидела самого близкого человека. Наверняка сейчас тетя места себе не находит от волнения. Может быть, она даже винит себя за то, что слишком строго обошлась с племянницей.
Так ведь я могу ей позвонить, извиниться и предупредить, что буду через несколько часов. Обрадованная Энн достала сотовый телефон и, найдя номер тети Долли в адресной книге, тут же нажала на кнопку «вызов». Сейчас она услышит спасительный ласковый голос. Голос, не имеющий ничего общего с мрачным обиталищем одинокой старухи.
Энн подняла глаза на испугавший ее портрет. Женщина криво улыбалась, словно насмехаясь над наивностью незваной гостьи. Неужели ты полагала, что сможешь выбраться отсюда, дрянная девчонка? – будто говорила она. Отсюда еще никто и никогда не уходил… И ты не уйдешь. Думаешь, старый болван Эванс выскочил в булочную за свежими пончиками к твоему приезду?
– Телефон находится вне зоны действия сети, – ответил Энн спокойный женский голос.
Внезапно шум стих. Женщина на портрете больше не смеялась, оскалив в злорадной ухмылке свои острые и мелкие, как у акулы, зубы.
Энн еще раз попыталась дозвониться до тихого семейного гнезда Браунов в Нашвилле, но невозмутимый женский голос снова повторил, что телефон находится вне зоны… а ведь еще вчера Энн была уверена, что на земле не осталось мест, где не работала бы сотовая связь. У каждого ученика даже начальной школы Нашвилла уже был собственный мобильный, по которому названивали взволнованные родители и справлялись о том, сыт ли их малыш. Сколько раз Энн звонила Джессике или Крису по всяким пустяковым поводам? Сейчас же, когда телефон ей был жизненно необходим, он превратился в бесполезную игрушку.
Нужно уносить ноги.
Поздравляю, крошка, первая здравая мысль – подмигнула ей женщина с портрета. |