Если он уступал малейшую деталь, она набрасывалась на признание, как будто это был главный триумф, полностью игнорируя все, что было сказано до этого. Не знаю, кого она пыталась впечатлить. Дочитав бумаги, я позвонила Мэри Бэлфлауэр, которая спросила:
— И что ты думаешь?
— Даже не знаю. Мы знаем, что Глэдис пострадала, у нас целая стопка медицинских документов: рентгеновские снимки, описание лечения, ультразвук, МРТ. Она может притворяться, что у нее болит шея или спина, но трещина в тазовой кости и два сломанных ребра?
— Бранниган и не говорит, что она не пострадала. Он говорит, что ее травмы не соотносятся с аварией. К тому времени, когда Фредриксон врезался в Лизу Рэй, эти травмы у нее уже были.
Бранниган открыто не заявил об этом, но он так думает.
— И что, это Миллард ее так отлупил? Или кто?
— Это нам и надо выяснить.
— Но ее повреждения были свежими? То-есть, это не что-то случившееся неделю назад.
— Правильно. Это могло случиться перед тем, как они сели в машину. Может быть, он вез ее к врачу и увидел свой шанс.
— И зачем ему это понадобилось?
— У него есть страхование ответственности, но оно не покрывает столкновения. Они отказались от страховки дома, потому что не могли выплачивать взносы. Ни страховки катастроф, ни длительной инвалидности. Они были совсем не защищены.
— Так что, он нарочно врезался в машину Лизы? Это рискованно, не так ли? Что, если Лиза погибла бы? А если бы погибла его жена?
— Ну, возможно, ему было бы не хуже. Может, даже лучше. Он мог бы подать в суд за убийство по небрежности, или еще за полдюжину вещей. Смысл в том, чтобы обвинить кого-то другого и получить бабки, вместо того, чтобы платить самому. Он в свое время сам пострадал, и суд присудил ему 680 тысяч долларов. Они, наверное, уже все профукали.
— Кошмар какой. Что же это за человек?
— Может быть, отчаявшийся. Хэтти Баквальд вцепилась в Браннигана зубами и когтями, но ничего не смогла сделать. Ловелл говорит, что еле сдерживался, чтобы не рассмеяться. Он думает, что это что-то большое. Огромное. Нам нужно только узнать, что это значит.
— Я опять туда схожу. Может быть, соседи что-нибудь знают.
— Будем надеяться.
Я вернулась в район, где жили Фредриксоны, и начала с соедей, живущих через дорогу.
Может быть, они и не знают так много, но, по крайней мере, я смогу их исключить.
В первом доме женщина средних лет, которая открыла дверь, была приятной, но призналась, что ничего не знает о Фредриксонах. Когда я объяснила ей ситуацию, она сказала, что переехала сюда шесть месяцев назад и предпочитает сохранять дистанцию с соседями.
— Таким образом, если у меня с кем-то из них возникнут проблемы, я смогу спокойно пожаловаться и не бояться их огорчить. Я занимаюсь своими делами и ожидаю, что они будут заниматься своими.
— Ну, я вас понимаю. Мне до недавних пор везло с соседями.
— Ничего нет хуже, чем воевать с соседями. Дом должен быть убежищем, а не укреплением в военной зоне.
Аминь, подумала я. Дала ей свою карточку, на случай, если она что-нибудь узнает.
— Не рассчитывайте на это, — сказала женщина и закрыла дверь.
Я прошла к следующему дому. На этот раз жильцом был мужчина лет тридцати, с узким лицом, в очках, с короткой челюстью и маленькой бородкой, чтобы придать определенность слабому подбородку. На нем были мешковатые джинсы и футболка в полосочку, из таких, которые бы выбрала для него мама.
— Кинси Миллоун, — представилась я, протягивая руку.
— Джулиан Фрич. Вы что-то продаете? Авон, Фуллер Браш?
— Я не думаю, что в наши дни они ходят по домам. |