Впереди Профейн видел только Кишку и думал о том, что вынужден ехать туда, где есть кое-что похуже Ист-Мэйн.

Впрочем, предстоял также переход по морской автостраде. Но это было совсем другое дело.

II

В последний уик-энд Стенсил, Профейн и Хряк Бодайн решили смотаться в Вашингтон, округ Колумбия; искатель приключений желал ускорить отъезд, шлемиль – гульнуть напоследок, а Хряк – помочь другу. В качестве временного обиталища выбрали ночлежку в Чайнатауне, и Стенсил побежал в Госдепартамент – вынюхивать, чем там можно поживиться.

– Не верю я ему ни на грош, – признался Хряк. – Этот Стенсил – жулик.

– Придержи язык, – только и ответил Профейн.

– Полагаю, надо свалить отсюда и нахрюкаться, – сказал Хряк.

Так они и сделали. Но, возможно, Профейн постарел и разучился пить, поскольку эта пьянка оказалась одной из худших в его жизни. В памяти остались провалы, которые его всегда пугали. Насколько Профейн смог припомнить впоследствии, сначала они завалились в Национальную галерею, где Хряк решил, что им требуется женское общество. Само собой – и перед «Тайной вечерей» Дали они подцепили двух цыпочек-служащих.

– Я Флип, – сказала блондинка. – А это Флоп. Хрях застонал, тут же затосковав по Хэнки и Пэнки.

– Чудесно, – сказал он. – Это Бенни, а я – хуйк, хуйк – Хряк.

– Заметно, – сказала Флоп. Однако соотношение женщин к мужчинам в Вашингтоне равнялось восьми к одному. Поэтому Флоп подхватила Хряка под руку и оглядела зал так, словно среди статуй прятались еще какие-нибудь призрачные сестрички.

Они жили неподалеку от улицы «П» и умудрились собрать почти все записи Пэта Буна. Хряк даже не успел поставить огромный бумажный пакет с приобретенными в столице нации для пьянки средь бела дня фруктами и выпиской (сертифицированная пополам с самопальной), как сей достойнейший певец, обрушив на ничего не подозревающих друзей мощь 25-ваттных динамиков, заорал «Би Боп А Лула».

После этой увертюры от уик-энда осталось лишь несколько просветов: Хряк укладывается спать на полдороге к подножию памятника Вашингтону и скатывается на полпролета по ступенькам под ноги отряду вежливых бойскаутов; в три часа ночи все четверо сидят в «Меркурии» Флип и накручивают круги по кольцу Дюпона, затем появляются шесть негров в «олдсмобиде» и предлагают поездить наперегонки; обе машины прикатывают на Нью-Йорк-авеню к квартире, которую занимают одна бездушная аудиосистема, пятьдесят энтузиастов джаза и Бог знает сколько переходящих из рук в руки бутылок обобществленного вина; наконец Профейн просыпается и обнаруживает, что лежит рядом с Флип под гудзонским одеялом на ступенях масонского храма на северо-западе Вашингтона, а будит его страховой агент по имени Яго Саперштейн, который зовет всех на новую пьянку.

– А где Хряк? – поинтересовался Профейн.

– Угнал мой «меркурий» и сейчас едет в Майами вместе с Флоп, – ответила Флип.

– О.

– Они хотят пожениться.

– У меня есть хобби, – сообщил Яго Саперштейн. – Я нахожу молодых людей вроде вас, которых интересно привести на вечеринку.

– Бенни у нас шлемиль, – сказала Флип.

– Шлемили необычайно интересны, – парировал Яго.

Пьянка происходила неподалеку от границы штата Мэрилэнд; среди гостей Профейн обнаружил беглеца с Острова Дьявола , который под именем Мэйнарда Василиска пробирался в Вассар, дабы преподавать там пчеловодство; изобретателя, празднующего семьдесят второй отказ Патентного бюро Соединенных Штатов, не пожелавшего на сей раз зарегистрировать автоматизированный бордель для автовокзалов и железнодорожных станций, принцип действия которого он в данный момент пытался с помощью чертежей и жестов объяснить маленькой группе тайросемиофилов (коллекционеров этикеток французских сыров), похищенных Саперштейном с их ежегодного съезда; изящную леди с острова Мэн, специалистку по патологии растений, примечательную также тем, что она являлась единственным в мире носителем мэнского диалекта и потому ни с кем не разговаривала; безработного музыковеда по имени Петард, посвятившего свою жизнь поиску утраченного Концерта Вивальди для казу, на который обратил его внимание некий Сквазимодео, бывший во времена правления Муссолини гражданским служащим, а сейчас валявшийся пьяным под роялем и ведавший не только о том, что Концерт украли из монастыря фашисты-меломаны, но и слышавший целых двадцать тактов из медленной части, которые теперь Петард, бродя между гостями, время от времени наигрывал на пластиковом казу; а также других «интересных» людей.