Войдя в церковь, Стенсил сразу понял, что удачи ему опять нс видать. Старик-свяшенник стоял на коленях перед престолом, седые волосы белели над черной сутаной. Слишком стар.

Позже, в доме священника:

– Господь порой дает нам возможность скрыться в странных тихих заводях, – говорил отец Аваланш. – Знаете, когда я последний раз исповедовал убийцу? Я еще на что-то надеялся, когда произошло это убийство у башни Галлис , но… – Так он продолжал свой бессвязный монолог, бесцельно блуждая в дебрях памяти и время от времени хватая Стенсила за руку. Стенсил попытался направить воспоминания священника на Июньские беспорядки.

– О, тогда я был юным пареньком, свято верующим в миф о Рыцарях. Нс стоит приезжать в Валлетту, не имея представления о Рыцарях. Я-то сих пор верю, как верил и тогда, – старик усмехнулся, – что после захода солнца они бродят по улицам. Я достаточно долго прослужил полковым священником – во время настоящих боевых действий, – чтобы питать иллюзии насчет способности отца Аваланша стать рыцарем-крестоносцем. Но если сравнивать их Мальту с той, какой она была в тысяча девятьсот девятнадцатом… Вам, пожалуй, надо бы побеседовать с отцом Фэйрингом, моим предшественником здесь, в Валлетте. Но он уехал в Америку. Впрочем, бедный старик, наверное, давно уже помер.

Стенсил как можно учтивее распрощался со священником, вышел на солнечный свет и зашагал по улице. Адреналин бурлил в крови, заставляя сокращаться расслабленные мышцы, углубляя дыхание, учащая биение пульса. «Стенсилу нужно пройтись, – сказал он улице, – нужно пройтись».

Глупый Стенсил: он был явно не в форме. Вернувшись в свое временное пристанище, он едва стоял на ногах от усталости. В комнате никого не было.

«Все ясно», – пробормотал он. Возможно, это был тот же самый Фэйринг. А если нет, то какая разница? На каком-то подсознательном уровне, предваряя движение губ и языка, в голове у него крутилась фраза (как с ним часто бывало, когда он смертельно уставал): «Похоже, события подчинены некой зловещей логике». Эта фраза самопроизвольно возникала снова и снова, и каждый раз Стенсил стремился ее улучшить, перенося смысловое ударение с одного слова на другое: «похоже, события»; «события подчинены»; «некой зловещей логике»; он мысленно переиначивал ее звучание, произносил ее разным тоном – от замогильного до бесшабашно-веселого – снова, снова и снова. Похоже, события подчинены некой зловещей логике. Он взял бумагу и карандаш и стал записывать это предложение различными почерками и шрифтами. За этим занятием его и застал Профейн, который, еле волоча ноги, вошел в комнату.

– Паола вернулась к мужу, – сказал Профейн и свалился на кровать, – Она едет обратно в Штаты.

– Значит, кто-то вышел из игры, – пробурчал Стенсил. – Профейн застонал и натянул на себя одеяло. – Слушай, – сказал Стенсил, – да ты совсем больной. – Он подошел к Профейну и пощупал его лоб. – У тебя температура. Стенсил сходит за доктором. И где тебя только черти носили все это время?

– Не надо. – Профейн перевернулся на живот и вытащил из-под кровати свой пыльный мешок. – Я приму аспирин, пропотею, и все пройдет.

Какое-то время оба молчали, но Стенсил был слишком взвинчен, чтобы и дальше хранить молчание.

– Профейн, – начал он.

– Сообщи отцу Паолы. Скажи, что я, мол, приехал просто так, за компанию.

Стенсил принялся мерить шагами комнату. Вдруг рассмеялся:

– А Стенсил, пожалуй, больше не верит самому себе. Профейн с трудом повернулся и непонимающе заморгал, глядя на него.