Александр Бондаренко. Вадим Негатуров
ПОЗЫВНОЙ «ОДЕССА»
…Донецк висит на волоске, разбомблен аэропорт, подбит грузовик, в город продвинулся противник, но быстрее его распространяются самые жуткие слухи. Мы летим по вымершим ночным улицам в микроавтобусе. Возле штаба — полная темнота. Предупреждающие крики, лязг затворов. Водитель орет пароль. Въезжаем во двор, мгновенно гаснут фары. В коридоре в полумгле среди оружия сидят и стоят измученные люди. Сегодня они потеряли товарищей. Эта ночь может быть последней. Наш прежний водитель, который ловко крутил баранку еще несколько часов назад, контужен, без сознания, подходит боец, жалуется, что не может засунуть ему в рот таблетку, а медсестры нет, командир грубо обрывает. Немолодой ополченец с застывшим лицом сидит на огнемете и глухо цедит слова. Он размышляет о том, сколько денег отвалили за каждый вылет сегодняшним летчикам, пускавшим ракеты, о том, что наверняка это были профессионалы-наемники. — Сергей, — говорю я. — Одесса, — называет позывной. — Вы с Одессы? — Местный… — Он медлит: — С Красного Партизана. — А почему Одесса? — После Одессы… — Он поднимает отрешенные глаза и затем чуть щурится, мол, пойму ли — ну, конечно, пойму, как не понять. Здесь многие после Одессы. Об Одессе надписи на стенах домов. …Через неделю в Москве я приду в квартиру на Маяковке к вдове добровольца, погибшего в тот день в Донецке (у него был позывной «Мир»), и она скажет, что он решился ехать в Донбасс после Одессы. Когда случилась Одесса, он не давал ей смотреть телевизор с горящими и гибнущими: «Не смотри, нельзя, не надо, это слишком!» И она старалась не смотреть и плакала, а теперь плачет, потому что он погиб. А я ведь тоже до сих пор не смотрел основных кадров из Одессы. Не могу себя заставить. …Вот об этом я думаю на долгой панихиде по Вадиму Негатурову и «всем на Украине умученным и убиенным», как возглашает священник. На Украине ли? А Славянск — это еще Украина? А умученный и убиенный — в чем разница? Да что за ненужные вопросы… Всем, кто собрался помолиться в древнем московском храме Крутицкого подворья, ясно главное — люди погибли. Плачут родные Негатурова. Для сторонних наблюдателей, даже самых впечатлительных, любое, пусть самое трагическое, событие имеет свойство постепенно теряться за другими новостями, а для них, родных и умученного, и убиенного, это потеря потерь, которая с ними теперь неотступно. Вадим Витальевич Негатуров. Эта книга о нем. Скромный человек пятидесяти четырех лет. Поэт. Активист «русского движения». А может быть, надо говорить не вообще о «кошмаре Одессы», а вот о нем. Произносить его негромкое имя. Среди других имен. Ведь эти люди страшно погибли не за что-нибудь, а за Россию… Да, за свои представления о России, свой идеал прекрасной России, свою веру в нее, именно так. Наверное, такой России, в которую верил Негатуров, и нет. Но, кажется, он это и сам понимал. И все равно держался своего выбора. И именно за Россию — за «рашку» — его убивали, а спустя полчаса в прогрессивных московских соцсетях уже, успокаивая себя, трещали над обугленными телами мертвых и умирающих, что они никакие не одесситы, а завезенные из России переодетые спецслужбисты… Вадим Негатуров родился в Одессе в 1959-м. Окончил школу с золотой медалью. В 1977-м поступил в Одесский государственный университет, где изучал прикладную математику. В 1982-м окончил университет, получив диплом с отличием. Прошел двухлетнюю армейскую службу на офицерской должности. Потом работал инженером машиностроительного завода и заведующим научной лабораторией. |
