– Сдается мне, что в небесных чертогах королевской сводне за многое придется держать ответ. Садись на коня! Поехали!
Когда луна вышла из-за облаков, Паксон попридержал жеребца и заговорил ровным голосом:
– Вот что сделали твои единоверцы! Посмотри на эти порубленные, искромсанные тела! Посмотри на этих маленьких детей, убитых на глазах матерей! Посмотри на стариков, у которых, чтобы добыть пропитание для своего немощного тела, оставалась одна надежда: довезти товары до моря. Даже в лунном свете виден песок, пропитанный кровью! Тысячи мертвых тел лежат здесь, и никто их не похоронит. Стервятники многие недели будут пировать, пожирая гниющее мясо. И эта бессмысленная бойня случилась благодаря тебе. Вот что ты наделала! – султан стянул всадницу с коня и грозно потребовал: – Иди же! Иди к мертвым и моли своего бога простить тебя! Посмотри на лица убитых – убитых тобою! – и пусть они никогда не сотрутся из твоей памяти!
Валентина не могла шелохнуться, оцепенев от ужаса. «Боже милостивый, неужели этот человек прав, и лица мертвых врежутся в мою память до конца дней? Господи, прости мне невольный грех!» – молча молилась девушка, глядя то на одно, то на другое застывшее в смертной муке лицо.
С сухими глазами повернулась она к Паксону, плотно сжав губы.
– Я сделала лишь то, что должна была сделать. Иначе я поступить не могла. И не тебе, и не Саладину, и не мусульманскому воинству, а мне, и только мне нести через жизнь это чувство вины. Ты прав, до самой могилы не забыть мне увиденного. А теперь скажи, далеко ли следующий источник? – спокойно спросила Валентина.
Паксон внимательно посмотрел на нее сощуренными глазами. Невероятно! Эта женщина снова обрела силы! Суровая решимость светилась в ее взгляде.
Весь следующий день Валентина выполняла приказания Паксона, и у каждого источника, зарытого ею, умирала какая-то часть ее души: она отнимала у крестоносцев надежду выжить и сама падала от непосильного труда.
На протяжении всех долгих часов тягостной работы девушки Паксон не сводил с нее глаз, надеясь, что в конце концов она взмолится и попросит о пощаде. Попросит!.. Но она не просила.
«Когда мучения станут совершенно невыносимыми, – решила Валентина, – я просто лягу на горячий песок и умру». Ничто больше не имело для нее значения, но из каких-то неведомых глубин черпала она силы.
Наконец Паксону надоело это занятие, и он велел своей жертве садиться на коня. Они продолжили путь на север. Валентина вопросительно глянула на султана, и он поймал ее взгляд.
– Да, – сказал Паксон, – через несколько часов мы доберемся до Иерусалима, и тогда тебе придется сделать выбор: либо ты покоришься мне, либо умрешь.
Валентина устремила взгляд к горизонту – в Иерусалиме ее ожидала смерть.
Спустя три часа они въехали в хорошо укрепленную крепость. Паксон почувствовал волнение пленницы, когда вел девушку в темницу с зарешеченным окном и толстыми казенными стенами. Дерзкое и в то же время задумчивое выражение лица сарацина производило на нее пугающее впечатление, и Валентина пыталась угадать, какие еще муки предстоят ей.
Она знала, что выглядит ужасно: темные волосы грязными прядями висели вдоль спины, рваная одежда была испачкана, кожа стала сухой и шершавой от многих часов, проведенных за изнурительной работой под опаляющим солнцем. Но сама мысль о купании в теплой воде и чистой одежде показалась ей роскошью. Конечно, мучитель откажет ей, вздумай она о том попросить, и лучше умереть, чем попросить. Единственное, о чем она только может взмолиться – о скорой смерти.
– Гадаешь, что я с тобой буду делать дальше? – холодно произнес Паксон.
Он неторопливо обкрутил тяжелой цепью ее шею и щелкнул замком. Его медлительные движения показались Валентине мучительными. |