Изменить размер шрифта - +
Паксон резко отстранил королеву.

– Встань вот здесь, на свету, – выдохнул он. Напряжение в его голосе она ошибочно приняла за страсть.

– Встань на свету! – хрипло повторил приказание Паксон.

Беренгария ощутила леденящее прикосновение щупальцев страха, когда султан грубо подтолкнул ее к мерцающему светильнику.

Юноша огляделся и заметил плеть, которой, по всей видимости, и хлестали Валентину. Вид этого кожаного орудия пытки так разъярил его, что, подняв плеть, сарацин с опасным блеском в глазах приблизился к Беренгарии.

– Я разонравилась тебе? Отвечай! Чем я могла вызвать твое неудовольствие?

Паксон медленно подходил к ней. Пламя светильника отражалось в его черных глазах, не позволяя с уверенностью определить их выражение.

– Иди ко мне, дорогой! Давай сделаем эту ночь незабываемой!

Сильная рука с зажатой в ней плетью пока не поднималась, губы сарацина изображали улыбку.

– Прошу тебя, Паксон, о ночи любви, которую мы оба забыть не сможем!

– Уж будет тебе незабываемая ночь! – холодно пообещал Паксон, его загорелая рука крепче сжала плеть.

Длинные полоски кожи, извиваясь, издали щелканье, коснувшись тела королевы. Беренгария опустила глаза и увидела, что плеть обвилась вокруг ее щиколотки. Не успела она поднять глаза, как кожаные ремешки вновь щелкнули и захватили на этот раз ногу повыше.

– Ой! – Беренгария притворилась испуганной. Сарацин решил поиграть?

– Дорогой, – сказала королева, протягивая к нему руки и заставляя колыхаться при этом свою грудь, – иди ко мне!

Паксон снова завел руку для удара, и цепкое жало плети обвилось вокруг бедер женщины. Слезы навернулись Беренгарии на глаза. Последовал очередной удар плети – королеве огнем обожгло спину, а концы плети вонзились в нежную кожу груди.

Беренгария вскрикнула от боли и широко раскрыла от ужаса глаза.

– Паксон! Не так сильно! Ты делаешь мне больно!

С холодным и непроницаемым выражением лица сарацин заново занес руку для удара. Королева почувствовала, как обожгло ей болью ягодицы и набух оставленный плетью рубец. Воспоминание об окровавленной спине Валентины пронеслось в ее памяти.

– Паксон! Не оставляй следов! Пожалуйста, прекрати эту игру! – голос сорвался на хныканье. – Я люблю тебя, правда, люблю, но мне совсем не хочется боли.

Снова и снова раздавался свист плети. Паксон едва держал себя в руках. Он бы с радостью убил королеву, но не хотел пачкать руки кровью женщины, однако уж урок намерен был ей преподнести. Опыт в обращении с плетью подсказывал ему, что следы ударов заживут и побледнеют спустя несколько недель, за исключением, быть может, того, который оставил он на ягодицах.

Беренгария хныкала, дрожь ужаса сотрясала ее тело.

– Остановись, пожалуйста! Прекрати, прошу тебя!

– Валентина так же кричала, когда ты стегала ее? Она тебя умоляла остановиться? Нет, думаю, нет. Это не в ее характере.

– Так вот почему ты так обращаешься со мной! Потому что я выпорола свою провинившуюся придворную даму? – всхлипывала Беренгария. – Или ты делаешь это, потому что тебя попросила о том Валентина? Я вижу все по твоим глазам!

Королева торжествующе рассмеялась, представив, как утром Валентина попадет к пленным.

– Ты никогда больше не заполучишь ее в свою постель! Слышишь? Никогда! – закричала она.

Паксон насмешливо улыбнулся.

– Моя королева, я думал, ты любишь меня! Сколько раз слышал я из твоих собственных уст, что ради меня ты готова на все, что дашь мне все, чего бы я не пожелал! Куда же улетучилась твоя любовь? Почему ты не хочешь отдать мне свою придворную даму?

Беренгария, забыв о боли, исходила ненавистью.

Быстрый переход