– Спроси Мохаба сам, господин! Вот он возвращается с чаем для тебя.

– Мохаб, правду ли говорит эта женщина? – с обидой в голосе спросил старик.

– Она лжет! Все женщины лгут, – настороженно возразил Мохаб, опасаясь, что уже сочтены его дни на службе у эмира.

– Прости меня, старый друг, – с сочувствием обратился к нему Рамиф. – Я не хотел тебя обидеть. Извини за нелепый вопрос и возмущение! Я старый глупец, раз считал, что сам старею, а ты остаешься достаточно молодым и проворным, чтобы заботиться обо всех моих нуждах.

Слезы блеснули в глазах эмира, когда он опустил свои узловатые пальцы на руку Мохаба.

– Хворобы мои ничего не значат, – спокойно ответил Мохаб.

– Хворобы? Если б твои хворобы можно было сравнить с моими, то Аллах давно бы призвал тебя к себе!

Не сводя блестящих глаз с Валентины, эмир спросил, что еще разглядели ее зоркие глаза.

Убедившись, что Рамиф – человек добрый и не лишенный сострадания, Валентина почувствовала себя увереннее. Она мягко ответила:

– Я многое заметила! Твой дворец великолепен, но в нем нет порядка, По правде говоря, здесь полно грязи. Слуги твои ленивы, наверное, и не добросовестны. Думаю, Мохабу приходится много работать, чтобы навести порядок, но усилия его, как я вижу, напрасны.

Эмир склонил голову.

– Да простит Аллах меня, повелителя Напура, но я вынужден прислушаться к твоим словам, невольница. Сердцем чувствую, ты говоришь правду, а мои слуги, видно, до сих пор считали меня старым глупцом! Они видят, что я даже свой дом не могу содержать в порядке! Какой же совет ты мне дашь?

– Не подобает мне советовать великому эмиру, – ответила Валентина. – Я благодарна судьбе уже за то, что отдала она меня в руки доброго человека.

– Подойди ко мне, дитя, – расчувствовавшись, позвал ее Рамиф.

Валентина соскользнула с подушек и опустилась перед ним на колени. Глаза у нее увлажнились, когда эмир возложил ей на голову свою старческую руку. Уже так давно не доводилось девушке ощущать ласковых прикосновений, и слезы готовы были вот-вот хлынуть и пролиться потоком.

– У тебя нет причин для тревоги! Мохаб поместит тебя в комнату, удаленную от гарема. Ничто не будет угрожать тебе, и никто не причинит зла. Даю слово! Ну, а теперь же иди, кости у меня ломит, а глаза умоляют о сне. Поговорим позже, когда я проснусь. Мохаб, отведи эту красавицу в покои напротив моих.

Мохаб болезненно сморщился, с трудом встал на ноги и сделал Валентине знак следовать за ним. Старый эмир удовлетворенно хмыкнул:

– Я видел, видел, как тебе трудно вставать! И ты говоришь, что эта женщина лжет? Аллах открутит твою лысую голову за клевету, когда ты, старый лис, предстанешь перед ним.

Мохаб взглянул на Валентину и улыбнулся, обнажив мелкие сточенные зубы.

– А я-то думал, он никогда не заметит, что я состарился!

– Ты неверно судишь об эмире, Мохаб! Он знал это и до того, как я ему сказала. Эмир просто не хотел тебя расстраивать, давая понять, что знает о твоих хворобах.

Мохаб пожал плечами. Что за женщина? Читает мысли! «Ох уж эти красавицы! – подумал он. – Погибель всех мужчин!» И старый друг эмира снова улыбнулся: если уж и суждено кому погибнуть, то не жаль расставаться с жизнью лишь из-за такой прелестницы, как Валентина!

– Мохаб, я могла бы добавлять тебе в чай кое-какие травы. Они облегчили бы твои боли. Мой отец был врачом, и я многому от него научилась.

Глаза Мохаба загорелись.

– Не могла бы ты посоветовать травы и эмиру? Его недуги еще мучительнее моих.

– Ну конечно же! Для меня это большая честь.